Сон наяву - Рада Теплинская
Эмили казалось, что его взгляд пронзает её насквозь, прожигая каждую клеточку тела, и вот-вот испепелит её на месте, превратив в горстку пепла на дорогом ковре. Но даже под этим всепоглощающим, почти осязаемым давлением она не могла отвести изумлённый взгляд от лица Эрнесто. Они стояли так близко, на самой нижней ступеньке широкой изогнутой лестницы, что их колени почти соприкасались, а воздух между ними словно наэлектризовался, предвещая грозу. В тишине огромного холла, нарушаемой лишь едва слышным тиканьем старинных часов, Эмили неожиданно с ошеломляющей ясностью осознала, что никогда в жизни не испытывала таких острых, волнующих и до дрожи пугающих чувств, как сейчас, стоя так близко к этому мужчине. Его тело, мощное, мускулистое и крепкое, словно отлитое из стали, но излучающее какой-то неистовый, обжигающий жар, казалось, притягивало её, как магнит. От него исходил терпкий, глубокий аромат дорогой кожи и крепкого табака, смешанный с неуловимым чисто мужским запахом, от которого у неё кружилась голова. В глубине души Эмили зародилось какое-то совершенно новое, незнакомое, но удивительно притягательное и в то же время пугающее чувство, которое заставляло всё её существо трепетать в унисон с его присутствием.
53
Долгие секунды, показавшиеся вечностью, Эрнесто смотрел в её полные слёз, мерцающие, как драгоценные изумруды, зелёные глаза и вдруг с внезапным и ошеломляющим осознанием понял, что тонет в их бездонной, манящей глубине, теряя всякое представление о времени и пространстве. Он, Эрнесто Агилар-младший, известный своей холодностью и расчётливостью, впервые почувствовал, как его обычно невозмутимый разум затуманивается. Её хрупкая фигурка, такая стройная и необычайно соблазнительная в простом платье, казалась воплощением изящества. В какой-то момент, когда лучи полуденного солнца скользнули по её влажным ресницам, Агилар-младший с изумлением осознал, что никогда в жизни не видел столь очаровательной и невинной девушки. Она была совершенно не похожа на всех женщин, которых он знал, и это притягивало его с неумолимой силой.
Эрнесто, мгновенно сбросив с себя чары её красоты, сразу догадался, в чём истинная причина её слёз. Его взгляд, до этого такой пронзительный, мгновенно смягчился, наполнившись неожиданной нежностью и сочувствием, и он хриплым, слегка охрипшим голосом, в котором прозвучала непривычная для него нотка участия, произнёс:
— Вижу, Антониета решила снова поточить свои острые когти о вас. Надеюсь, вам не слишком больно?
— Да, — растерянно и смущённо кивнула Эмили, чувствуя, как бешено колотится её сердце. Он стоял так близко, что она всем телом ощущала исходящее от него тепло, которое проникало сквозь ткань её платья и разливалось по телу, заставляя щёки пылать. — То есть я хочу сказать, что нет…
В уголках идеально очерченных губ Эрнесто Агилара заиграла снисходительная, но необыкновенно притягательная и даже игривая усмешка, подчёркивающая каждую черточку его мужественного лица.
— Так как же, сеньорита? Да или нет? — с едва заметной усмешкой, которая, впрочем, не ускользнула от внимательного взгляда Эмили, спросил он. В его голосе слышалось лёгкое поддразнивание.
Девушка глубоко, судорожно вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и взять себя в руки. Её невероятно смущала близость этого необыкновенно красивого, властного и невероятно притягательного молодого человека, от которого исходила энергия, способная вывести её из равновесия. Собравшись с духом и вспомнив строгие правила хорошего тона, которым её учили всю жизнь, девушка постаралась придать своему голосу уверенность и твёрдо произнесла, глядя прямо в его золотисто-карие глаза:
— Ваша мачеха была очень добра ко мне, сеньор.
— Антониета? — Эрнесто внезапно расхохотался. Его смех был низким, раскатистым и таким искренним, что Эмили невольно вздрогнула. — Не может быть! Вы, должно быть, шутите, сеньорита. Признайтесь, вы решили надо мной подшутить! Это просто невероятно!
Пораженная внезапными и невероятными переменами, произошедшими с лицом Эрнесто — смех совершенно преобразил Агилара-младшего, сделав его более открытым и еще более привлекательным, чем обычно, — Эмили завороженно смотрела в его золотисто-карие глаза, которые теперь искрились весельем, отражая смех. Она не могла оторвать взгляд от очаровательных ямочек на его щеках, которые появлялись, когда он смеялся, и от тонких морщинок вокруг глаз, свидетельствующих о его жизнелюбии.
Девушка, невольно поддавшись его заразительному веселью, улыбнулась в ответ, и ей показалось, что вместе с улыбкой на душе стало легче. Слёзы на её щеках высохли сами собой, оставив лишь лёгкий след. Эрнесто же, заметив её улыбку, мгновенно перестал смеяться, и его лицо снова стало серьёзным, но теперь в его глазах мелькнула забота.
— Если вас обидела не Антониета, то кто же тогда? — В его голосе послышались странные, предостерегающие нотки, которые заставили Эмили одновременно почувствовать лёгкий страх и неожиданную уверенность. — Кто тот бессердечный человек, который настолько жесток, что заставил вас расплакаться? Если хотите, я готов наказать ваших обидчиков, сеньорита. Только назовите мне их имена — и они горько пожалеют о том дне, когда посмели вас обидеть. Они заплатят за каждую вашу слезинку.
Эмили почувствовала, как сердце сжалось в груди, словно его сжал железный кулак, и покачала головой, отчаянно цепляясь за остатки самообладания, которые таяли с каждой секундой под обжигающим взглядом Эрнесто. Её изумрудные глаза, обычно спокойные и лучистые, теперь горели внутренним огнём, неистовым и необузданным, устремлённым в лицо Эрнесто, которое снова помрачнело, словно по нему скользнула тень невысказанной мысли или неукротимого, властного
