Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

Коулстон замялся.

— Это весьма конфиденциальный документ, — сказал он наконец.

— А мое положение по отношению к Престонгрейнджу весьма своеобразно, — отпарировал я. — Нет никаких сомнений, что в нашей первой беседе я тронул его сердце и с тех пор он постоянно показывал себя моим другом. Ведь если бы не он, господа, я сейчас был бы мертв или ждал бы приговора вместе с беднягой Джеймсом. Вот почему я намерен сообщить ему о прошении, едва оно будет переписано. К тому же примите во внимание, что такой шаг послужит к моей защите. У меня здесь есть враги, привыкшие действовать беспощадно. Его светлость в собственном крае, Лавет рядом с ним… Если наши действия дадут малейший предлог для превратного их истолкования, я завтра же могу проснуться в тюрьме.

Мои советчики, не найдя, что возразить на такие соображения, вынуждены были согласиться, но с условием, что я представлю документ Престонгрейнджу с изъявлениями совершеннейшего почтения от всех присутствующих.

Лорд-адвокат ужинал в замке у его светлости. Через посредство одного из слуг Коулстона я послал ему записку с просьбой удостоить меня беседы и получил в ответ приглашение тотчас встретиться с ним в некоем частном доме. Он ждал меня там в комнате один. По его лицу ничего нельзя было прочесть, но у меня хватило наблюдательности заметить в передней алебардщиков, а также и сообразительности понять, что он готов тут же арестовать меня, если сочтет нужным.

— Итак, мистер Дэвид, это вы? — сказал он.

— И боюсь, милорд, мне не слишком рады, — ответил я. — Но прежде чем продолжать, я хотел бы поблагодарить вашу милость за неизменное покровительство, даже если теперь оно уже в прошлом.

— Я выслушивал вашу благодарность прежде, — заметил он сухо. — Не думаю, что вы лишь ради изъявления ее помешали мне допить мое вино. И на вашем месте я не забывал бы, что вы стоите на весьма зыбкой почве.

— Полагаю, что уже нет, милорд, — сказал я. — И если ваша милость соблаговолит взглянуть на вот это, быть может, вы со мной согласитесь.

Насупив брови, он внимательно прочел прошение с начала и до конца. Затем перечитал два-три места, что-то сопоставляя и взвешивая. Его лицо слегка просветлело.

— Не так уж хорошо, но могло быть хуже, — сказал он. — Хотя я все еще могу дорого поплатиться за мое знакомство с мистером Дэвидом Бальфуром.

— Скорее, за вашу снисходительность к этому злополучному молодому человеку, милорд, — возразил я.

Он вновь пробежал глазами прошение и явно повеселел.

— А кому я обязан вашим приходом? — осведомился он затем. — Полагаю, обсуждались разные планы. Так кто же предложил эту частную беседу? Миллер?

— Милорд, ее предложил я сам, — ответил я. — Эти господа обошлись со мной не настолько благородно, чтобы я отказывал себе в чести, на какую имею право, или умалчивал о той ответственности, которую по справедливости должны нести они. По правде говоря, все они склонялись к процедуре, которая должна была иметь примечательные последствия в парламенте, а для них обернуться (по выражению одного из них) источающим сок жарким. Перед тем как я вмешался, они уже вознамерились делить между собой некоторые высокие посты. В чем определенное участие предполагалось предложить нашему другу мистеру Саймону.

Престонгрейндж улыбнулся.

— Таковы наши друзья! — сказал он. — Но по каким причинам вы с ними не согласились, мистер Дэвид?

Я объяснил, ничего не утаивая, но особенно подробно и убедительно остановился на тех, которые касались самого Престонгрейнджа.

— Вы только отдали мне должное, — сказал он. — Я отстаивал ваши интересы с такой же настойчивостью, с какой вы боролись против моих. Но как вы очутились здесь сегодня? — спросил он затем. — Когда процесс стал затягиваться, я встревожился, что назначил день вашего освобождения со столь малым запасом, и даже ожидал вас завтра. Но чтобы сегодня… Мне и в голову не приходило…

Разумеется, я не собирался выдавать Энди.

— Боюсь, на дороге осталось несколько загнанных лошадей, — сказал я.

— Знай я, что вы такой лихой наездник, вы остались бы на Бассе подольше, — заметил он.

— Да, кстати, милорд, я должен вернуть вам ваше письмо!

И я подал ему лист со строками, написанными измененным почерком.

— Но была еще обертка с печатью, — сказал он.

— У меня ее с собой нет, — ответил я. — На ней не было ничего, кроме адреса, и никого скомпрометировать она не может. Второй, вложенный в нее, лист я захватил с собой, но, с вашего разрешения, хотел бы оставить его у себя.

По-моему, он поморщился, но промолчал.

— Завтра, — продолжал он затем, — наше дело тут будет окончено и я отправлюсь в Глазго. Буду в дороге очень рад вашему обществу, мистер Дэвид.

— Милорд… — начал я.

— Не стану отрицать, этим вы окажете мне одолжение, — перебил он. — Более того, я желал бы, чтобы по возвращении в Эдинбург вы остановились в моем доме. Там у вас есть добрые друзья — все мисс Грант, и они будут очень рады получить вас в свое полное распоряжение. Если вы считаете, что я оказал вам кое-какие услуги, таким способом вы легко расквитаетесь со мной и не только ничего при этом не потеряете, но, возможно, кое-что приобретете. Далеко не всякого приезжего молодого человека вводит в общество лорд-адвокат короля.

Уже не раз (как не кратко было наше знакомство) этот джентльмен ошеломлял меня. Вновь басенка об особом расположении ко мне его дочерей, из которых одна была столь любезна, что в глаза смеялась надо мной, а остальные две едва снисходили до того, чтобы заметить мое существование. И вот теперь я поеду с его милостью в Глазго, я буду гостить в его эдинбургском доме, я вступлю в общество под его покровительством! Было отчего голове пойти кругом! То, что у него достало доброты простить меня, уже вызывало удивление, но такое желание взять меня под свое крыло и облагодетельствовать выглядело просто немыслимым, и я начал прикидывать, какая у него может быть тут корысть. Одно представлялось несомненным: если я буду его гостем, то уже не