Студент богословия - Майкл Циско

Прислужник спешит от кулис с большой банкой. Внутри студент богословия видит кота мармеладного цвета, плавающего в формальдегиде. С легким поклоном прислужник ставит банку на стол и удаляется.

Магеллан, двигаясь в первый раз, медленно откручивает крышку и откладывает ее в сторону. Тонкий кислый запах поднимается из банки и щекочет ноздри студента богословия, заставляя его податься назад, словно капля испарений проникла в череп. Магеллан тяжело поднимается на ноги, погружает пальцы в банку. Дважды рассекает воздух тыльной стороной ладони, обрызгав лицо просителя формальдегидом. Зачерпывает немного жидкости в ладонь, склоняет напудренное лицо и выдувает ее в глаза человеку, как из пульверизатора.

Проситель остается неподвижен, глубоко вдыхая, когда спрей орошает его лицо. Миг спустя он начинает раскачиваться в кресле, его дыхание меняется, на несколько минут он погружается в транс. Магеллан снова садится. Банку закрывают и уносят, кот бьется о стенки, мех трется о стекло, морда сморщена и лишена выражения. Клубы ладана плывут к потолку, окна горят, голова просителя медленно заваливается назад… Магеллан пристально наблюдает. Студент богословия — тоже. Его охватывает предчувствие, что он видит нечто важное для собственного, еще неизвестного дела. Магеллан словно притягивает его.

Внезапно проситель приходит в себя. С трудом поднимается, пытаясь заговорить, но Магеллан не удостаивает его взглядом. Мужчина отворачивается, наклоняется вперед, словно хочет опуститься на четвереньки, но вовремя спохватывается. Пошатываясь, идет к двери и исчезает.

Служитель появляется вновь и манит студента богословия к столу, как прежде безмолвно, пока тот не оказывается в паре футов от первосвященника.

Несколько мгновений спустя прислужник раздраженно смотрит на студента богословия, указывая на саквояж. Студент богословия роется внутри — там ничего нет, кроме бархатного мешочка, слишком роскошного для столь потрепанного вместилища. Он с сомнением протягивает его служителю, который подносит палец к губам и указывает глазами на Магеллана, сидящего безмолвно и неподвижно, как статуя. Служитель открывает мешочек и высыпает на стол дюжину тонких, цвета слоновой кости облаток, на каждой из которых написано слово.

Человечек быстро сортирует их длинными серыми пальцами, раскладывая на столе: сперва глаголы, затем существительные и прилагательные. Каждое слово сопровождается отточенным движением. Из складок его рясы появляется длинный деревянный ящик. Крышка поднимается, открывая каталог облаток, к которым, строго по порядку, добавляются эти двенадцать. Все это время он смотрит на студента богословия.

— Никому не позволено обращаться к первосвященнику своими словами, — говорит он. — Даже мне.

Хотя его голос лишен выразительности, глаза горят, как у хищника.

— Просители должны использовать слова из этого каталога. — Он смолкает, чтобы указать на ящик. — Дабы не оскорбить его слух.

Студент богословия глядит ему за спину, не в силах понять, открыты ли глаза Магеллана.

— У вас есть просьба? Отвечайте: да или нет.

Он вспоминает сон о полете и слово Оллимера и, во власти непостижимого импульса, говорит:

— Да.

Служитель вновь вытаскивает ящик, но студент богословия манит его пальцем, чувствуя, как рука человечка касается его спины, сухая и легкая, словно птичья лапка. Он наклоняется к служителю, чтобы прошептать о своем желании.

Кивнув, в вихре черных одежд, тот спешит к стеллажам. Студент богословия остается наедине с Магелланом. Дым вьется меж ними и вокруг них. Лучи дробятся в странном окне. Студенту богословия кажется, что у него чернила вместо крови. Голова кружится, воздуха не хватает. Он смотрит на первосвященника, застывшего, как монумент. Сидит, зачарованно глядя в бесстрастное лицо Магеллана. Подавляет желание спросить его о слове Оллимера.

Вместо этого, положив руку на стол, он подается вперед и тихо говорит:

— Покажите мне, что значит летать.

Магеллан снова встает. Служитель приносит ему банку, на сей раз в ней плавает канюк.

Тонкая струйка запаха поднимается к потолку, когда первосвященник отвинчивает крышку, но теперь все иначе: кот пах почти приторно, а птица — сухо и едко. Студент богословия сглатывает, глядя, как огромные руки Магеллана погружаются в формальдегид, и внезапно думает: «Надо встать и уйти». Слишком поздно. Холодные брызги настигают его, запах обжигает ноздри, бьет в голову. Фантастическое, напудренное лицо Магеллана приближается к нему — глаза широко распахнуты, ладони взмывают вверх, крошечные капли блестят на коже. Голова кружится, как в обезумевшем лифте, тело теряет вес, он плывет, клубясь над головой первосвященника дымком ладана, дыхание замирает, сердце замирает, солнечный свет сжигает его, рассеивает без следа — вернее, пытается, но Магеллан не позволяет.

Теперь студент богословия видит, как солнечные лучи, преломляясь сквозь кусочки стекла, входят первосвященнику в затылок и струятся с его лица: зеленые — из глаз, розовые и белые — по коже, бледной, словно пустыня под солнцем — песок идет волнами, дует ветер, раскаленный воздух поднимается к небу, река вьется по равнине среди холмов — у самого горизонта. Повернув, устремляясь выше и выше, он летит над вершинами и, голодный, глядит на землю. Солнце садится. Спина пульсирует. Он смотрит вдаль, в пустынное небо — оно обнимает его, земля под ногами уменьшается с каждой секундой. Постепенно он привыкает к потокам воздуха, поднимающимся и кипящим вокруг и внизу, и на одну секунду почти возносится к солнцу, пронзая мягкие облака. Плечи и распахнутые крылья сводит от напряжения. Голова кружится, он хочет подняться выше, но внезапно замечает белый полуразвалившийся остов на песке. Живот сводит от голода. Он пикирует, ввинчиваясь в воздух, как штопор.

Вес, дыхание, пульс возвращаются. За столом перед ним недвижно сидит Магеллан. Прислужник закрыл банку и, шаркая, спешит к стеллажам. Свет меркнет, день угасает. Студент богословия не движется с места, безмолвно глядя на первосвященника, пока ему не велят уйти.

Оро

н заблудился на улицах, достиг окраины города. Внезапно студент богословия приходит в себя, не зная, где оказался. Мостовая заканчивается — перед ним маленькая дубрава, роняющая на землю пеструю тень. Вокруг никого, он решается сесть на траву, наслаждаясь тем, как струится сквозь подошвы прохлада, и позволяет ветвям коснуться головы. Деревья пахнут пылью, как знакомая старая комната, стряхивают ее с листьев, наполняя рощу белесой дымкой. Он вспоминает головокружение от полета, кошмарное лицо Магеллана, кислый запах формальдегида. Студент