Сторож брата моего - Тим Пауэрс

Вспомнив о том, что в прошлом году прикосновение к этой руке не принесло ей никакого вреда, Эмили подняла свою руку, и прикоснулась к соломе…

…И чуть не отдернула руку, так как что-то резануло ей подушечку левого указательного пальца, хотя в сделавшемся еще ярче сиянии глаз фигуры она не видела на конце растрепанной соломенной культи ничего, кроме сухих стебельков. Но она не убирала руку до тех пор, пока богиня не опустила свою. Она устояла перед первым побуждением — сунуть палец в рот, и капли крови беспрепятственно упали на каменный пол.

Эмили удивилась, когда Керзон встал на колени, а потом увидела, что он извлек из кармана пальто горсть птичьих косточек. Те, что он оставил на полу в прошлом году, бесследно исчезли. Наклонившись вперед, он бросил содержимое своей ладони, как игральные кости.

Как и тогда, кости упали наземь отчетливой, неслучайной фигурой. Керзон собрал их и снова бросил, и тени от символа, образованного маленькими косточками, сделали узор рельефным. У Эмили вдруг зазвенело в ушах, и она зевнула, чтобы сравнять давление с наружным.

Еще шесть раз Керзон бросал кости и стремительно изучал выпавший узор, а свет из глаз статуи продолжал усиливаться; теперь они оба, щурясь, всматривались в результаты бросков, хотя Эмили не могла понять содержавшегося в них смысла.

Когда он в очередной раз собирал кости, Эмили следила за его рукой, и поэтому ослепительная вспышка света, опрокинувшая его навзничь, лишь заставила ее ссутулиться и закрыть глаза. Но мгновение спустя ее колени подогнулись, и она с глухим стуком упала на покрытую травой мокрую землю.

Боковым зрением, сквозь запечатлевшийся на сетчатке силуэт руки Керзона, она увидела, что стоит на коленях посреди вересковой пустоши, на холодном ветру, под ясным небом; когда же она повернулась, чтобы посмотреть назад и по сторонам, то каменного храма не оказалось. Страж толкал носом ее в плечо, собака-призрак исчезла, а Алкуин Керзон стоял в паре ярдов от нее и смотрел остановившимся взглядом в никуда.

— Керзон, — позвала его Эмили и с трудом, превозмогая боль, поднялась на ноги. — Алкуин!

Он, похоже, не слышал ее. Эмили подошла и тряхнула его за плечо; он покачнулся, все с тем же застывшим, бесстрастным выражением лица.

Она обошла его, остановилась впереди и, поднявшись на цыпочки, посмотрела в ничего не выражающий единственный глаз.

— Алкуин! — крикнула она ему в лицо.

Глаз не шевелился в орбите. Она наклонилась ближе к Керзону и с облегчением почувствовала щекой его ровное горячее дыхание. Сделав шаг назад, она дала ему ощутимую пощечину по той щеке, которую не пересекала повязка, — и опять его лицо не дрогнуло.

Эмили отошла в сторону и поняла, что солнце уже заметно склонилось к западному горизонту. То есть здесь, в реальности, прошло несколько часов, пока они находились в храме… Сулис, Бригантии, Минервы.

Только теперь Эмили испугалась. Однажды она оставила его посреди пустошей, а сама пошла за помощью, но, хоть он и был тяжело ранен, у нее не было сомнений в том, что он исцелится. И когда она вернулась и привела с собою Сандерлендов, его не оказалось на месте.

Сейчас же она боялась, что, если оставит его и вернется хоть через неделю, он будет стоять на том же месте, в той же позе.

А он, судя по всему, смог сегодня узнать, какой труд по поручению богини должен совершить для того, чтобы спасти семью Бронте.

Она сморгнула набежавшие на глаза слезы и вернулась к стоявшему, как статуя, Керзону, вытащила пистолет из кармана пальто и взвела курок. Свободной рукой она взяла его левую руку и приподняла ее. Вспомнив раненого ястреба, которого нашла на пустошах и вылечила, она порывисто поцеловала ладонь Керзона, а затем подняла его руку и выстрелила из пистолета между его ладонью и ухом.

Пистолет оглушительно бабахнул. Рука Керзона вырвалась из державших ее пальцев Эмили, а голова, окутанная облаком порохового дыма, резко повернулась. Керзон отчаянно замахал обожженной огнем выстрела кистью руки, а другой рукой принялся стирать слезы с глаз.

— Что? — хрипло рявкнул он. — Кто стрелял? Будь оно…

— Никто! — крикнула Эмили ему в лицо. — Вы меня слышите?

— Нет, я вас не слышу. — Он уставился на дымящийся пистолет в ее руке, а потом отошел на пару шагов и обвел взглядом окружающий пейзаж.

— Куда вы стреляли? Я чуть не оглох и не ослеп из-за вас! — Он поднес руку, на которой уже вздулся волдырь ожога, к слезящемуся глазу. — Вы стреляли в меня?

— Нет… я хотела разбудить вас!

— Проклятие! Постойте здесь, не двигайтесь! — Он решительно подошел к внешней полосе камней, присел на корточки, окунул руку в ручей, пересекавший древние квадраты, щедро плеснул воды на голову и тряхнул мокрыми черными волосами. — Я вовсе не спал! — сообщил он через плечо.

— Что она вам сказала? — крикнула в ответ Эмили.

— Что? Кто?

Эмили огляделась по сторонам и лишь потом произнесла имя:

— Ми-нер-ва!

Керзон помотал левой рукой.

— Когда? В прошлом году?

— Только что! — Эмили указала рукой на внутренний квадрат, обозначенный каменной россыпью. — Когда вы кидали птичьи кости! — Керзон вскинул голову и уставился на нее, явно не понимая, о чем шла речь, и она, почти в отчаянии, добавила: — Ну помните: яркий свет?

Он открыл было рот, а потом взглянул на склонившееся к закату солнце.

— Собаки сидели по обеим сторонам от ее постамента. — Эмили подняла левую руку. — Она разрезала мне палец.

Керзон почти бегом приблизился к Эмили и остановился в нескольких футах снаружи от линии большого квадрата.

— А теперь перешагнем черту, — сказал он и, взяв Эмили за руку, потянул ее за собой; Страж, как пришитый, двигался рядом с девушкой. Мгновением позже все трое стояли внутри большого квадрата, образованного еле различимой в траве каменной насыпью, — и ничего не изменилось, камни так и лежали плотной грядой; храм не появился.

— Мы уже все сделали, — сказала Эмили, выдернув руку. — К тому же призрачного Стража с нами больше нет.

— То есть как это, мы… — Керзон, оскалив зубы, посмотрел в темнеющее небо. — Ах! Прошел всего миг, а день уже кончается?

— Мы уже все сделали, — твердо повторила Эмили.

Несколько секунд тишину нарушал лишь ветер, посвистывавший в вересковых кустиках. Потом Керзон спросил настойчивым тоном:

— Она что-нибудь ответила? Кости складывались в какие-нибудь символы?

— Да! — Эмили почувствовала, что у нее на глазах снова выступили слезы, и отвернулась, чтобы Керзон не увидел их. И добавила непоколебимо ровным тоном: — Только не просите меня вспомнить,