Сторож брата моего - Тим Пауэрс
Здесь, наверху, ветер дул сильнее. Эмили подошла к началу крутого северного склона, посмотрела на зеленый верещатник внизу и почти сразу разглядела каменные насыпи, очерчивавшие пунктиром памятные квадрат в квадрате, пересеченные разлившимся сейчас ручьем, протекавшим в сотне футов от подножия холма.
Землю густо покрывали трава и кустики утесника, и она не могла разглядеть мест, где в тот день разверзлись провалы, но живо помнила, как Керзон свалился в один из них, и сейчас прикоснулась к карману и явственно увидела, как стреляла тогда в расплывчатое пятно в воздухе, в котором Страж распознал Валлийца.
Она посмотрела на Керзона, стоявшего рядом с нею. Его глаз был прищурен, профиль загорелого лица выдавал напряжение, и она поняла, что он боится того, что собирается сделать, — боится куда сильнее, чем в прошлом году. «Просить указания у богини обходится дорого, — сказал он ей минувшей ночью, — а уж предпринимать действия, чтобы выполнить ее совет, — это вообще смертельная опасность в случае неудачи. Я бы сказал даже: неизбывная опасность».
Она подумала о том, какой могла быть его жизнь в монастыре, та жизнь, от которой он отказался, собственноручно удалив свой левый глаз — причем ради нее в основном.
— Я буду рядом с вами, — сказала она, — хотите вы того или нет.
— В данный момент, — ответил он, — я эгоистично рад этому.
Его правая рука поднялась было до подбородка, а потом упала, и она предположила, что Керзон хотел перекреститься, но решил, что лучше этого не делать. Как-никак, он же пришел сюда, чтобы попытаться воззвать к языческой богине.
Керзон прокашлялся, сжал губы, выдохнул, а потом произнес дюжину слогов. И опять Эмили не смогла определить язык, но у нее не было сомнения в том, что это не тот вопрос или утверждение, которое он произнес на этом же месте в прошлом году. От непонятных слов по ее рукам, от плеч до пальцев, пробежали холодные мурашки.
Памятуя о событиях того дня, она повернулась и посмотрела на юг, но сейчас в небе не было воронья. Валлиец ранен, думала она, и выжидает.
Она прошла по траве к началу склона и, пригнувшись для устойчивости, начала спускаться, то и дело оскальзываясь, хватаясь одной рукой за камни и пучки травы. Страж держался рядом с нею с одного бока, а с другого катились камни и комья земли, сыпавшиеся из-под ног шедшего чуть позади Керзона.
Оказавшись внизу, она выпрямилась, стараясь не кривиться из-за опять разболевшихся коленей, и отряхнула измявшуюся и испачканную юбку. Керзон соскользнул на ровное место в паре ярдов слева от нее и встал на ноги с видимым трудом.
Эмили прикрыла глаза ладонью от света и всмотрелась в безлюдный верещатник.
Первая каменная гряда лежала в сотне футов впереди и была почти неразличима в высокой траве. Керзон зашагал вперед по кочковатой земле и остановился, когда они оказались прямо перед прерывистой внешней границей.
— Через порог перешагиваем вместе, — сказал он, — как и тогда.
Эмили взяла Стража за ошейник, кивнула Керзону, и они разом перешагнули узкую каменную россыпь.
На сей раз Эмили удалось устоять на ногах, когда земля покачнулась; она лишь моргнула, когда оказалась в темноте, с висящим над головой полумесяцем. Впрочем, дневной свет вернулся столь внезапно, что кратковременный приход ночи можно было, пожалуй, сравнить с накинутым на глаза и тут же сброшенным капюшоном; Эмили переступила с ноги на ногу, земля снова накренилась — и в следующий миг она снова стояла в нескольких ярдах перед приземистым каменным храмом с высокой конической соломенной крышей. В открытом дверном проеме под деревянной балкой виднелись только тени и узкий проем в дальней стене; она не могла разглядеть фигуру богини.
Она поежилась, испытав знакомое возбуждения, от которого становится легче на душе.
Вокруг простенькой постройки все так же простирался верещатник, упиравшийся вдали в скальные гряды. Единственным очевидным изменением пейзажа оказалось исчезновение ручья, который всего несколько секунд назад пересекал древние насыпи почти точно по диагонали.
И рядом с Эмили стояли две собаки.
Она прикоснулась к их одинаково материальным, покрытым жесткой шерстью затылкам и вспомнила, как минувшей ночью входила в mundus locus возле Боггартс-грин.
— Сомневаюсь, что нам удалось бы когда-нибудь войти сюда в отсутствие спутника моего Стража, — сказала она Керзону, — какие бы заклинания вы ни читали на холме.
— Мы не будем больше пытаться повторить это, — ответил он, вытер рот ладонью и сделал было шаг вперед, но Эмили остановила его, взяв за плечо.
— Возможно, у меня с нею существует некое взаимопонимание, — сказала она, — благодаря моему отцу.
Поколебавшись, он неохотно кивнул и отошел в сторону.
Эмили и оба пса двинулись вперед, и когда она провела их под притолокой, то смогла разглядеть запомнившуюся плетеную фигуру, стоявшую в полутьме на грубом каменном постаменте. Когда она в прошлом году впервые увидела ее, фигура показалась ей всего лишь примитивным чучелом, грубо сплетенным из лозы, но сегодня в ней явно ощущалась мистическая сила.
Эмили дословно вспомнила то, что говорил тогда Керзон: «Кельты, обитавшие в районе Бата, знали ее под именем Сулис, друиды здесь, на севере, называли ее Бригантией. Неподалеку от Скиптона уцелели остатки римской дороги, и римляне приходили сюда просить у нее совета. У них она звалась Минервой».
Первобытная сила, думала она, несомненно убывшая с тех пор, но все равно существующая на каких-то уровнях, которые ей вовсе не суждено постичь.
Она слышала, как за спиной вошел, шаркая ногами, Керзон, а потом в пустых глазницах истукана из лозы зажглись и налились светом белые огоньки. Эмили внезапно осознала, что слабое свечение ночных ignis fatui было не чем иным, как злой пародией на это сияние. Оно было разумным и чистым — Эмили не уловила в них ни намека на враждебность, но не было в них и таких присущих человеку качеств, как сострадание или милосердие.
Как будто повинуясь давно не проявлявшемуся, уснувшему, инстинкту оба пса пересекли узкое помещение и, будто полубоги-прислужники, сели по сторонам от кое-как отесанной каменной глыбы, державшей на себе грубое изображение богини. С явственно слышными скрипом и потрескиванием кривые соломенные цилиндры рук богини разогнулись вперед, потом опустились и коснулись голов собак. Потом рука, дотронувшаяся до живого Стража, поднялась и вытянулась в сторону Эмили. Белое сияние, изливавшееся из глаз фигуры, сделалось настолько ярким, что Эмили краем глаза видела на стене справа от
