Сторож брата моего - Тим Пауэрс
— Я хотела бы сказать мистеру Керзону несколько слов наедине.
Она знала, что на ее щеке остались царапины, но старалась не показывать боли от ушибов и ломоты в суставах.
Ее отец и сестры переглянулись, затем Энн и Шарлотта встали, и все трое, вместе с Табби, проследовали через прихожую в кухню.
— Присядьте, — предложила Эмили.
— После вас, — ответил Керзон и указал на диван за ее спиной. — У вас выдалась очень утомительная ночь. Вы приглашали доктора?
Эмили отодвинула от стола одно из кресел и села, стараясь сделать все это как можно непринужденнее. Керзон сел напротив нее. Его плечи и буйная шевелюра силуэтом вырисовывались на фоне ярко освещенного снаружи окна, расположенного за его спиной.
— Я благодарна, — сказала она, — и вся моя семья благодарна вам за то, что вы отыскали меня и привели домой минувшей ночью. Нет, докторов я не люблю. У меня крепкое здоровье.
— Полагаю, что да. Насколько я вас знаю, вы и в дурную погоду чаще бываете в пустошах, нежели сидите в четырех стенах.
— Пересядьте сюда, — попросила Эмили, указав на кресло справа от себя. — Так я не вижу вашего лица.
Он поднялся и перешел к указанному креслу. Теперь она ясно видела и настороженное выражение его изрезанного морщинами загорелого дотемна лица, и неприкрытый повязкой карий глаз.
Эмили заговорила, тщательно подбирая слова:
— Когда в прошлом году я в сопровождении Брэнуэлла и Стража посетила вас в том доме, который вы тогда сняли в деревне, вы встретили нас при повязке, сдвинутой на лоб. Насколько я поняла, ее наличие было требованием этикета. Не поднимете ли вы ее сейчас?
Он положил тяжелые кисти рук на стол и расправил пальцы.
— Нет.
Минувшей ночью она спросила, стоит ли ей бояться его. Он ответил: «Нет, ни сейчас, ни впредь. Не сомневайтесь в этом».
Она вздернула голову.
— Мне сказали, что ночью у вас тут шел разговор об исповедях и епитимьях. — И она чуть слышно спросила: — Это была епитимья?
Его глаз закрылся.
— Я полагал, что моей епитимьей будет удалиться от мира и жить до конца своих дней в монастыре в рокамадурском захолустье. Считал, что это будет уместным покаянием. И полгода влачил тихую аскетичную жизнь среди престарелых монахов — но, получив ваше письмо, понял, что это, напротив, уклонение от того, что я должен был сделать.
— Должны были — Богу.
— Да, Богу. И вам.
— Я сожалею. — Она отвела взгляд. — Бесповоротно?
— Да, дитя мое, лезвием диоскуров. — Он прикоснулся в повязке. — Теперь я полноценный член губертианского братства, какими нам изначально полагалось быть. — Он откинулся в кресле и перевел дух. — Прошлой ночью, во время нашей дальней прогулки, вы кое-что говорили мне о том, что происходило в мое отсутствие. Расскажите еще раз, более подробно.
Эмили мотнула головой, представив себе то, что он сделал. «Должен был Богу. И вам». Она заставила себя встретиться со взглядом его единственного теперь глаза и сказала:
— Отец и сестры тоже должны это услышать. Мы не стали говорить ему о том, как мы с вами общались с… древней богиней, так что прошу и вас не тревожить его упоминанием об этом. — Она встала, шагнула к двери, но, заколебавшись, приостановилась, повернулась и, слегка наклонившись, прикоснулась к его руке: — Я искренне признательна вам.
— Абсолютно не за что. Это был мой долг.
— И тем не менее… — Она прошла через прихожую в кухню и вернулась уже в сопровождении сестер, отца и Табби.
Когда семья расселась (Табби осталась стоять около двери), Эмили начала:
— Прошлой ночью Брэнуэлл вышел на улицу, и Энн заметила, что он открыл дверь черного хода левой рукой. — Тут ей пришлось остановиться и объяснить Керзону и встревожившемуся отцу, что еще с сентября левая рука Брэнуэлла была парализована и начинала действовать лишь в том случае, если телом брата завладевал Валлиец, после чего она продолжила: — И мы со Стражем отправились вслед за ним.
Когда она описала ивовую рощу, неизвестно откуда взявшуюся рядом с камнем Боггартс-грин, и гигантский дуб с арочными входами в ствол и балконами, лица отца и сестер вытянулись от скрываемого недоверия, но Табби спокойно кивнула и поддержала Эмили:
— Старожилы холмов слышали о таких штуках, — сказала она. — Мой прадед рассказывал, что однажды, в середине лета, ночью, одна женщина привела его туда и исчезла, а когда ему все же удалось выбраться, он оказался в нескольких милях от камня.
Когда Эмили дошла до пересказа разговора между одержимым телом Брэнуэлла и Адамом Райтом, Энн взяла отца за руку и бросила тревожно-вопросительный взгляд на Керзона.
— Все, что в моих силах, — твердо сказал Керзон. — Как выяснилось, я в долгу перед вашей семьей.
— Адам Райт? — не веря своим ушам, повторил Патрик. — Пастух?
— Да, — подтвердила Эмили. Все еще не теряя надежды, что от отца удастся скрыть подробности, касающиеся состояния его сына, она сказала: — Он в прошлом искушал Брэнуэлла.
— В ложном и чрезвычайно опасном направлении, — уточнила Энн и, увидев, как отец нахмурился, пояснила: — Это было в то время, пока вы находились в Манчестере.
Патрик поджал губы и ничего не сказал.
— Чтобы изгнать Валлийца из Брэнуэлла, — продолжала Эмили, — я ударила Брэнуэлла в лоб обоими остриями ножа-диоскуров. А потом проткнула ладонь Адаму Райту.
Затем Эмили описала разверзшиеся вокруг нее провалы в земле и прыжок, который совершил призрачный Страж, чтобы последовать за нею, когда она упала в одну из трещин. Ее рассказ о голосах неупокоенных мертвых духов и об обваливающемся туннеле сопровождался аханьем сестер, восклицанием отца — и кивком Керзона.
— Призрак древнего Стража вывел меня из-под земли, — сказала Эмили, повернувшись к Шарлотте, — и почти сразу же я оказалась в сцене из «Джен Эйр». — Она рассказала о болотных огнях, превращающихся в старух, которые навели на нее манящее видение, и добавила уже только для сестры: — Я всегда считала, что этот эпизод словно позаимствован из сказки.
— А они сделали эту сказку страшной, — ответила Шарлотта.
— Я, конечно, бросилась бежать от них, и тогда-то мистер Керзон и Страж нашли меня. Лошадь мистера Керзона растоптала старух, а потом он посадил меня в седло и привез сюда.
— Я с самого начала догадывался, — сказал дрожащим голосом отец, — что вы, сэр, можете оказаться нашим союзником. Но даже и представить себе не мог, насколько велика ваша роль.
