Эти странные Рэдли - Мэтт Хейг
– Entbehren sollst du! – читает он без малейшего намека на наличие восклицательного знака. – Entbehren sollst du!
Миссис Зибен останавливает его:
– Давай, произнеси это с чувством. В этих словах страсть! Ты ведь понимаешь их смысл, не так ли, Роуэн? Читай же. Смелее, громче.
Все снова смотрят на него. И даже Ева оборачивается на секунду или две. Они наслаждаются этим так же, как толпа фанатеет от боев быков или жестоких состязаний. Он сейчас – окровавленный бык, чьей агонией они желают насладиться в полной мере.
– Entbehren sollst du! – повторяет он уже громче, но все равно этого недостаточно.
– Entbehren sollst du! – подхватывает миссис Зибен. – Умерен будь! Это сильные слова, Роуэн. И им нужен сильный голос, – она тепло улыбается.
Что это она затеяла, думает Роуэн. Тренировку характера?
– Entbehren sollst du!
– Еще. С чувством, давай же!
– Entbehren sollst du!
– Громче!
Его сердце пускается в галоп. Придется выкрикнуть эту фразу, чтобы миссис Зибен от него наконец отстала.
Entbehren sollst du! Sollst entbehren!
Das ist der ewige Gesang.
Он делает глубокий вдох, закрывает глаза, из которых вот-вот выкатятся слезы, и слышит собственный голос – громкий, как никогда.
– Умерен будь! Лишь будь умерен! Вот песня вечная у нас.
И тут он понимает, что выпалил это на родном языке. Сдавленные смешки перерастают в гогот, одноклассники в истерике валяются на партах.
– А что смешного? – строго спрашивает Ева у Лорелеи Эндрюс.
– Почему эти Рэдли такие стремные?
– Ничего он не стремный.
– Ну, конечно же, нет. На планете уродов он бы ничем не выделялся из толпы. Но мы-то на планете Земля.
Роуэну становится еще хуже. Он смотрит на карамельный загар Лорелеи, ее злобные оленьи глазки и воображает, как она самовоспламеняется.
– Отличный перевод, Роуэн, – говорит миссис Зибен, перебивая смех класса. На ее лице добрая улыбка. – Я впечатлена. Даже не ожидала, что ты так хорошо переводишь.
Я тоже, думает Роуэн. А потом замечает движущуюся фигуру за стеклянной дверью класса. Кто-то выбегает из соседнего кабинета в коридор. Это Клара, она несется в туалет, зажав рукой рот.
За ширмой
Четырнадцатый за день пациент Питера снимает за ширмой брюки и трусы. Питер, стараясь не думать о том, что именно ему сейчас предстоит сделать исходя из своих обязанностей, натягивает латексную перчатку. Он сидит и прикидывает, чем бы таким напугать Клару, чтобы та снова стала есть мясо.
Нервный срыв?
Анемия?
На самом деле проблем, которые вызывают дефицит железа и витаминов группы В, довольно много. Но теперь добавился риск, которого удавалось избегать, пока дети были маленькими, – услышать второе мнение от кого-то вроде школьной медсестры, которой Роуэн додумался показать свою сыпь, а она возьми и засомневайся, что это фотодерматит. Оно до сих пор того стоит? Всей этой бесконечной лжи? Самое гнилое – что его дети думают, будто ему все до фени, а на самом деле ему просто не позволено проявлять заботу так, как ему хотелось бы.
– На хрен, – произносит он одними губами. – На хрен все это.
Разумеется, врачебный стаж Питера позволяет ему понимать, что самовнушение – само по себе хорошее лекарство. Он много чего читал об эффекте плацебо и фокусах убеждения. И об исследованиях, которые показывают, что зеленые таблетки оксазепама лучше помогают при тревожности, а желтые – при депрессии.
Так что иногда он оправдывает свою ложь теми же средствами. Перекрашивает правду, как таблетку.
Но чем дальше, тем сложнее это дается.
Он сидит и ждет, пока старик разденется, и привычно смотрит на приклеенный к стене плакат.
Огромная капля крови в форме слезы.
Сверху надпись жирным шрифтом:
СТАНЬ ГЕРОЕМ ПРЯМО СЕГОДНЯ. СДАЙ КРОВЬ.
Тикают часы.
Из-за ширмы доносится шуршание одежды, старик смущенно покашливает:
– Я тут… я… можете…
Питер заходит за ширму, делает то, что должен.
– Не вижу ничего криминального, мистер Бамбер. Я назначу вам мазь.
Старик натягивает трусы и брюки и, кажется, вот-вот расплачется. Питер снимает перчатку, аккуратно кладет ее в мусорный контейнер, специально поставленный в кабинете. Крышка хлопает.
– Хорошо, – говорит мистер Бамбер. – Ну и хорошо.
Питер рассматривает лицо старика. Пигментные пятна, морщины, всклокоченные волосы, мутноватые глаза. На секунду Питера захлестывает такое омерзение к собственному будущему, что слова застревают в горле.
Он отворачивается и рассматривает другой плакат. Его, видимо, повесила Элейн. На плакате – комар и предупреждение об опасности малярии.
ДОСТАТОЧНО ОДНОГО УКУСА.
Ему хочется рыдать.
Что-то злое
Ладони Клары липкие от пота.
Ей кажется, что внутри поселилось что-то ужасное. Какая-то отрава, которую необходимо исторгнуть из тела. В ней что-то живет. Что-то злое одолевает ее.
В туалет входят другие девушки, дергают дверь ее кабинки. Клара замирает, пытается дышать, преодолевая тошноту, но стремительные рвотные позывы удержать невозможно.
Что со мной?
Ее снова тошнит, и она слышит голоса за дверью.
– Ну все, мисс Булимия, твой обед уже, наверное, весь вышел, – пауза. Потом продолжение: – Фу, какая вонища.
Она узнает голос Лорелеи Эндрюс.
В дверь кабинки тихонько стучат. Потом снова слышится голос Лорелеи, уже спокойнее:
– Эй, у тебя там все в порядке?
Клара молчит, потом отвечает:
– Да.
– Клара? Это ты?
Клара молчит. Лорелея и кто-то еще с ней хихикают.
Клара ждет, когда они уйдут, потом смывает рвоту. В коридоре у кафельной стены стоит Роуэн. Она рада его видеть. На самом деле он единственный, кого она могла бы сейчас вытерпеть.
– Я видел, как ты бежала. Все в порядке?
Ровно в этот момент мимо идет Тоби Фелт. Он тычет Роуэну ракеткой в спину:
– Я знаю, что тебе никто не дает, тормоз, но она твоя сестра! Так же нельзя!
Роуэну нечего сказать – во всяком случае, ничего такого, что он рискнул бы произнести вслух.
– Какой же идиот, – бормочет Клара. – Не представляю, что Ева в нем нашла.
Клара видит, как расстраивается брат, и начинает жалеть, что вообще открыла рот.
– Ты вроде говорила, что он ей не нравится, – замечает он.
– Я так думала. Мне казалось, что у нее адекватно функционирующий мозг и она не станет ему симпатизировать. Но, похоже, я ошиблась.
Роуэн пытается изобразить равнодушие.
– Да мне, в общем, плевать. Мало ли кто ей нравится. В этом и фишка демократии.
Звенит звонок.
– Тебе лучше ее забыть, – советует Клара. –
