Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко
Не кто-то.
Некто.
У нее кружится голова, очень сильно тошнит, она еле сдерживается, отворачивается, а он проводит пальцем по ее подбородку, опускается к шее и давит. Саша сглатывает. Вырвет. Ее сейчас вырвет.
Она просыпается, хватая ртом воздух. Подходит официант и спрашивает, не нужна ли ей помощь. У нее изо рта почти вырывается: позвоните в полицию! Но официант держит под мышкой блестящий поднос, в котором, как в кривом зеркале, Саша видит зал, барную стойку, столики и искаженного мужчину в светлом пальто. Из горла вылетает писк. Саша просит чаю «Дарджилинг» и счет.
Время тянется невыносимо, но потом срывается на галоп, двигается гигантскими скачками, глотая ее, Сашу, и ее оставшиеся часы.
Ирландский латте с виски. Молочный коктейль с вареньем. Ну и странный раздел с напитками.
Она скачивает почту. Сбиваясь, грызя ногти, восстанавливает пароль, входит и читает последнее письмо.
Ты знаешь, все это – игра. Мы играем вместе, мы танцуем вместе. Только подумай, посмотри со стороны, как это: мои письма, твое молчание, мое желание, твои мурашки, мое слово, твой вздох. Я хочу, чтобы ты знала: я здесь, с тобой. Я все еще жду, когда ты будешь готова услышать мой голос – по-настоящему. У тебя еще есть время.
Локоть сталкивает стеклянную чашку на пол. Официант, уборщица с веником – они движутся в параллельной вселенной. Во вселенной Саши – отпечатавшееся на сетчатке отражение в подносе и черные строки запросов в браузере.
серийные маньяки жертвы с косами
психология серийных маньяков
Перед ней уже столько чашек, что можно играть в наперстки, гадать на кофейной гуще и строить стеклянную пирамиду. Все чашки ополовинены, ни одна не допита до конца.
фетиш косы преступники
Картинки выдают десятки фотографий и фотороботов. Саша пытается сопоставить фотографии и фигуру того, кого видела одну секунду, обернувшись, в глубине зала.
Меняются официанты. Саша выдыхает. «Дарджилинг» остывает, становясь горьким, и вяжет язык. За окном меняется освещение, небо покрывает золото скорого заката. Куда делся дождь? Что с мамой?
Три тридцать.
Три сорок четыре.
Три сорок шесть.
Саше кажется, она застряла в петле. Небо стягивает тучи, ветер тащит по грязному сырому асфальту мусор, листовки, мертвые листья. В укромных уголках, в тени ступеней и ржавых перил, еще лежит снег.
Она даже не уверена, сидит ли мужчина позади нее или уже ушел.
Когда это кончится? Когда это кончится? Когда же это кончится – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Фруктовые мармеладки.
Четыре ноль одна.
Четыре двадцать. Четыре пятнадцать. Нет, четыре двадцать все-таки. «Дарджилинг» горчит.
Распахивается дверь, и в кофейню входит Вадим. Четыре с половиной, и даже больше, часа, самые кошмарные в ее жизни, подходят к концу.
Вадим садится напротив: взъерошенный, в заляпанной чем-то куртке, из кармана которой торчит шапка.
– Шапку потеряешь, – машинально говорит Саша. Ей не верится, что все закончилось. И правильно не верится: она ведь сама понимает, что все только начинается.
– Сашка! Что с тобой?
– Слушай внимательно, пожалуйста, – чужим сухим голосом говорит Саша, и внутри еще одна Саша смеется над ней, еще одна смотрит с ужасом, а еще одна трясется в истерике, расплескивая остатки кофе. – За мной охотится маньяк. Поэтому я тут. Я пыталась сбежать. Он тоже тут, в зале. Не смотри. Не оглядывайся. Мужчина в светлом пальто с той стороны.
Вадим выглядит ошарашенным, лицо каменное и какое-то постаревшее. Саше вдруг в приступе нежности хочется наклониться через стол и поправить Вадиму челку, поцеловать в бровь.
Тело сотрясает дрожь, как будто жесткой щеткой проходятся от крестца до затылка. Выпитый кофе поднимается к горлу.
– Вадим, я тебе дам сейчас баллончик, и ты сейчас уйдешь. Пойдешь на Лиговский, сто девяносто семь, там заброшенный дом, это недалеко. Вызовешь полицию туда. Объяснишь все. Скажешь, как меня зовут. Я уже разговаривала с полицией сегодня, и в Москве тоже. Они должны знать. Вы должны ждать меня там, понял? Нет! Никаких вопросов! И обязательно снимай все и записывай. Я постараюсь, чтобы мы с… ним пришли как можно скорее.
– Почему нельзя вызвать полицию сюда, сейчас?
– Потому что нужны улики. Он столько раз уходил – как раз потому, что не было улик. – Саша почти кричит шепотом. Ей очень важно, чтобы до Вадима дошло. Чтобы он все сделал правильно. – Я напишу ему сообщение. Сейчас. И он… и мы пойдем к этому дому на Лиговском. И ты уже должен ждать нас там – с камерой, баллончиком и полицией. Понял меня? Понял?!
«Дарджилинг», «Дарджилинг», «Дарджилинг». Саша читала где-то, что его еще называют «чайным шампанским».
Глава 4–1
Я жду тебя
Это было так легко: увидеть, куда ты вошла, войти следом, дождаться, пока ты отлучишься вымыть руки, и спрятать письмо среди салфеток. Но даже если бы я вошел в кофейню раньше, чем ты, я бы запросто определил, куда ты сядешь: самый крайний, самый маленький и самый укромный стол. Загадка разгадана заранее.
Устранить отца. Ладно, ладно, не трясись, Са-ша. Не убить, конечно. С ним ничего не случилось – пока. Он просто… застрял на работе. Пожалуйста, не волнуйся.
Перехватить сообщение, предназначенное твоей маме, и ответить тебе за нее. Помнишь, я говорил про коробку, которую так несложно пристроить к роутеру?
Сесть за столом так, чтобы держать в поле зрения и тебя, и дверь – на случай, если мышка все же решит еще раз попробовать убежать.
Я видел, ты искала в телефоне что-то еще – довольно долго, то отталкивая его, то судорожно хватая. Увидеть твои запросы здесь я не могу, но я догадываюсь, что ты ищешь. Но зачем ты так нервничаешь, Са-ша? Все уже решено. Ерзаешь. Бормочешь что-то официанту. Пьешь кофе чашку за чашкой. А сколько еще ты выпила в хостеле? Уверен, много.
И все-таки что же ты искала в телефоне, Са-ша? Ты не могла так долго читать мое письмо. В целом я вполне могу подключиться и к вайфаю кофейни, чтобы узнать, что ты там смотришь, – совсем как у тебя дома в Кавенецке. Но я не знаю, сколько у меня времени, – все-таки такие вещи не делаются мгновенно. Я не понимаю, почему
