Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко

Абонент временно недоступен.

Да что же такое? Где папа? Сколько уже прошло? Два часа! С ним что-то случилось. Иначе он не мог не предупредить. Салфетки путались под пальцами, Саша никак не могла вытянуть ни одной из туго набитой подставки.

Абонент временно недоступен.

Папа, где ты?

Абонент временно недоступен…

Наконец уголок поддался, и салфетка оказалась в пальцах – потянув за собой все остальные. Белый ворох на столе, механический голос в трубке. И листок кальки среди бумажных салфеток.

Почему же ты не захотела увидеться со мной сегодня ночью, когда я был так близко, всего лишь по ту сторону стены?

…перезвоните позже.

Он рядом.

Саша заставила себя застыть, не оглядываясь, толком даже не понимая, перед кем держит фасон. Не выдать себя? Но он же уже здесь. Он смотрит ей в спину. Он улыбается, допивая кофе.

Она положила телефон перед собой – очень ровно. И, давя истерику, написала маме.

Мам, привет. Папа не писал тебе? Я не могу до него дозвониться. Можешь попросить его позвонить мне или написать?

Интересно как? Как мама дозвонится до отца, если абонент недоступен? Хотя, может быть, у мамы есть контакты его начальства… Ответ пришел почти мгновенно, Саша выдохнула, открыла сообщение и вскрикнула. Сердце упало куда-то вниз, затылок стал каменным, ей показалось, она летит вслед за сердцем.

С папой все хорошо, Са-ша.

Пожалуйста, не нужно волноваться.

Ты уже все поняла, правда? Давай обойдемся без резких движений.

Она изо всех сил укусила палец. Все осталось прежним, официант подошел и забрал корзинку из-под хлеба и испачканный маслом нож. Ну вот. Теперь у нее не осталось даже этого хлипкого и тупого столового ножа. Что толку было покупать те пять. Саша изо всех сил сжала и разжала пальцы, чтобы не дрожали.

Вадим, привет. Я в Питере. Приезжай срочно. Адрес скину. Вопрос жизни и смерти.

«Надо же. Я и это написала».

Утренняя подмороженная Саша вновь очнулась.

Теперь оставалось только мечтать об апатии и прохладе. Все внутри пылало. Все вокруг пылало. Потому что теперь между ними не было даже картонной стены, даже кальки. Потому что близилась развязка. Потому что Саша была готова заорать от ужаса, вскочить и бежать – но только до ближайшего поворота, откуда он уволок бы ее, схватив и не дав пикнуть. К горлу поднялась тошнота, Саша хотела броситься в туалет, но словно приросла к дивану. На нее косились бариста и официант. В голове взрывались фейерверки.

Выезжаю. С тобой все в порядке

Вадим забыл восклицательный. Тьфу, вопросительный. Мысли путались, пальцы проскакивали мимо клавиш, Саша не понимала, что творится, тело вообще не слушалось, как будто стало чужим. Она была здесь, в кофейне в Питере, – и одновременно она страшно сомневалась, есть ли она хоть где-то, не маленькая ли она девочка, потерявшаяся в Кавенецке, и не нужно ли сейчас закричать и заплакать, чтобы распугать ворон, которые скачут у помойки и косятся на нее опасными поблескивающими глазами. Нет никаких ворон. На нее косятся официанты. Надо заказать что-то еще. Надо продержаться здесь до приезда Вадима. Надо как-то не сорваться и не убежать. Потому что как только она ступит за порог кофейни – окажется в полной власти того, кто сидит за соседним столом.

От Вадима долетело:

?

Да. В порядке.

Пока в порядке.

Еду.

Саша медленно, беззвучно выдохнула и все-таки оглянулась. Во всем зале был только один мужчина – темноволосый, в светлом кашемировом пальто, за столом по ту сторону стойки. Мужчина не поднял головы от книги. Сашу словно ударило в грудь и в лоб одновременно: он.

Сел в поезд. Буду через четыре с половиной часа.

Саша закрыла глаза, но тут же открыла. В ближайшие четыре с половиной часа эта роскошь недоступна. Она села чуть боком, чтобы мужчина попал в поле зрения. Бесполезно; либо откровенно выворачивать шею, либо никак. Какие там ножи; у нее нет с собой даже зеркальца…

Зато ты можешь заказать чайник чаю.

Так Саша и сделала, пролив на руку кипяток, когда наливала чай в кружку, и ничего не почувствовав.

Ощущения, время, мысли как будто скомкались. Остановились.

Двенадцать двадцать девять. Что с мамой? Как он добрался до ее телефона?

«Дарджилинг». «Айриш кофе». «Черный чай с мятой и лимоном».

В горле так сухо, словно она не пила дня два. Слово «Дарджилинг» царапает гортань и щеки.

«Дарджилинг». «Дарджилинг».

Час дня.

Шоколадный капучино. Во рту набирается слюна, плечи сводит. Саша пытается разглядеть часть зала за спиной в отражении в начищенной ложке. Торт «Розовый велюр», шоколадный с малиновым кремом. Печенье с орехами. Фруктовый хлеб с сыром и сливами.

«Дарджилинг». «Дарджилинг». «Дарджилинг».

Час пятнадцать.

Саша проверяет телефон, чтобы проверить, нет ли сообщений от папы или Вадима. Есть только сообщение от мамы. Его Саша читать боится.

– Са-ша, – тихонечко произносит она, палец тянется к экрану против воли, и вот перед ней уже дневник – ее дневник, дневник-триллер, сочетание мыслей и вымыслов, жесткое комбо писем, снов и выписок из интернета.

Цыпленок с грушей и горгонзолой. Надо же, не знала, что в кофейнях подают горячие блюда. Зато уже не страшно платить картой.

«Ты слушаешь меня, когда я говорю, даже если не хочешь слышать и признавать это. Я мог бы наблюдать за тобой часами, днями. Годами. И я могу это. И я хочу это. И я буду наблюдать за тобой столько, сколько хочу».

Карамельные орешки с морской солью. Меню такое заманчивое, но совсем короткое. Она не сможет прятаться за ним четыре с половиной часа. Хотя уже меньше. Или сможет?

«Са-ша, ты представляешь, какой я вижу тебя? Ты такая живая, такая настоящая. Твои отрезанные косы, твои глаза, каждое твое движение, касание, вдох. Я чувствую, что ты рядом со мной, даже когда ты далеко. Ты часть меня теперь. Ты часть меня уже очень давно».

Ее чуть не тошнит от ужаса, когда значок почты моргает новым письмом. Саша удаляет приложение почты.

Миндальные лепешки с медом.

Она открывает в телефоне карту и ищет глухие места поблизости, а потом неодолимо проваливается в дрему, несмотря на кофе. Встряхивает головой, проводит рукой по лицу, чтобы смахнуть сон. Подходит официант, снова спрашивает, не нужно ли