Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Миша, слышишь меня? – дрожала телефонная мембрана. – Ответь!
Куган подпер плечом дверь, стараясь не передавить шланг.
– Миша! Ответь!
– Жив, – ответил он и услышал, как старшина выдохнул.
– Ты где? Что у тебя? Захар только всплыл…
Связь оборвалась, но Куган понял это не сразу.
На языке вертелось безумное. Сорвалось, полетело по кабелю наверх:
– Я освободил демона.
* * *
– Что это? – спросил он у мертвеца на койке.
Мертвый моряк смотрел непонимающе.
– Что это за гадина?
В дверь поскребли. Куган крепче схватился за ручку. Мышцы рук и спины ныли от напряжения. Он болезненно прислушивался к тишине, не выдержал и направил фонарь в щель.
В проходе что-то медленно проплыло. Через минуту – или час – проплыло в обратном направлении. Вернулось к двери.
Куган вздрогнул и едва не отпустил ручку, когда в щели напротив его шлема возник стебельчатый глаз. Черная радужка вмерзла в студень из красных прожилок. Глаз на антенне опустился к воздушному шлангу, замер, точно обнюхивая, затем приподнялся и попытался продавиться в щель. Глазное яблоко сплюснулось, удлинилось, став еще больше похожим на крабье.
– Сгинь! – Зажав фонарь под мышкой, водолаз отодрал от рамы уплотнительную прокладку и принялся заталкивать в щель.
Глаз отступил. Тварь шумно закрутилась. Ударила в дверь. Раз, другой. Вдруг затихла.
Куган прижал ухо к телефону: тишина. Срезало о лодку или постаралась тварь?
От кабель-сигнала тоже не было толку: зацепился или оборвался, замолчал, перестал «чтостобойкать». Куган потерял связь с баркасом.
Он стоял, удерживая дверь в каюту, и прислушивался к коридору.
В ушах стучала кровь.
Мертвец наблюдал за ним, беззвучно крича. В воде колыхались тягучие, вязкие сгустки.
Неподвижные глаза наблюдали за ним через дверь.
Сквозь шум крови водолаз услышал… что? Стонущий голос подводной лодки? Ворчание моря? Шепот собственного страха?
Пение рыбоженщины?
И не было у него воска, чтобы залепить уши, и никого рядом, кто мог бы привязать его к мачте, стянуть ремнями… ремнями… ремни… Он обратил лицо к мертвецу на койке, но мысль ускользнула, растаяла в водянистом зове. Мысли стали маленькими и невесомыми, как песок, который выдуло из головы. Куган попытался сосредоточиться на двери, на ручке, но что-то подстегивало забыть об убежище: зачем прятаться? От кого? Что ты видишь, водолаз? Что есть реальность? В каком из иллюминаторов она истинная?
Он посмотрел в левый иллюминатор и увидел тесную комнату, в которой кто-то сидел… два человека, мужчина и женщина…
…совершенно обнаженные, они сидели в лечебном отсеке рекомпрессионной камеры. Кугана распирала кессонная болезнь. «Я тебе помогу», – сказала Настя, по-рыбьи хлопая круглым ртом, и нырнула. Он смотрел вниз на ее оттопыренные губы, обхватившие его распухший член, и чувствовал, как пузырьки газа в его тканях обжимаются и промываются кровью, как срастаются кровеносные сосуды, как расправляются легкие. Голова Насти бескостно распухала. Дробно мигал светильник. В сорванной телефонной трубке стучал, стучал, стучал паровой шпиль. К иллюминатору в крышке люка приникло темное, похотливо подергивающееся лицо Левидова. Язык напарника оставлял на стекле мыльные следы. Закончив, Настя вытерла блестящий рот тыльной стороной ладони, села на койку и резко развела ноги. Куган опустился перед ней на колени и ткнулся лбом в колючий бурый треугольник. Поелозил, облизывая ее чешуйчатые бедра. Поднял правую руку, нашарил теплое и упругое, погладил, сжал, ущипнул. Настя шумно забулькала. Свела бедра. Он принялся лизать между ними, прерываясь, чтобы снять с языка волокна водорослей, при этом продолжал мять и щипать ее сверху. Тесто ее грудей было гладким, везде, где искали его пальцы. Он хотел отстраниться, чтобы понять, куда делись ее соски, но она крепче обхватила бедрами его голову. Он зарылся носом в илистую глубину и скоро стал задыхаться. Настя не отпускала. Он забился в капкане ее сильных морщинистых ног, перед глазами заколыхались щупальца морского анемона. Последним агонизирующим усилием, прежде чем щупальца набросились и впились в гаснущий разум, ему удалось вырваться. Он отлетел к вогнутой стенке – холодный чугун обжег спину и плечи, – вскинул голову и увидел, что тварь сняла с себя голову Насти, поставила на лавку, а на шею водрузила голову рыбы…
Он выглянул в правый иллюминатор.
…и оказался лицом к лицу с трупом в гидрокомбинезоне и медной лицевой маске «свиное рыло». Куган видел такое снаряжение в музее водолазной школы. За стеклом переднего иллюминатора, забранного металлической сеткой, в спекшемся месиве плоти желтели оскаленные клыки. Он оттолкнул мертвеца, и тот поплыл в пульсирующей воде, медленно поворачиваясь горбом дыхательного ранца…
Он посмотрел вперед.
…в густом фиолетовом небе метались бакланы и чайки. Ливень бил по темному морю, которое кипело серой пеной. Ветвились белые электрические разряды. Вода захлестывала иллюминатор шлема, в трещины сочилась вода. Вдруг что-то толкнуло снизу, и Куган рывком выскочил из воды, его потянуло вперед, навстречу ветру, мимо, по бортам неизвестного корабля летела блестящая пена, водолаз стоял на носу, привязанный канатами к поручням, слева промелькнул алый мясистый бакен, похожий на живое сердце, корабль врезался в волну, подпрыгнул, водолаза окатил ливень брызг, ослепил, снова удар, прыжок, стеклянный блеск воздуха, корабль бежал в грозовое облако, бушующие волны ломали надстройки, вливались в горловины и распахнутые люки, птицы сбились в огромный шар и, пронзенные молнией, рухнули в море, яркая вспышка, судорога, из воды вырвалась стеклянная колонна, удар…
«…удар… дар…»
Водянистое пение стихло, и он саданул головой по пуговице золотника. Моргнув, вспыхнул фонарь. Из шлема фонтаном брызнули белые, похожие на металлические шарики пузыри. Заклокотали, забарабанили о подволок.
Каюта. Пристегнутый к койке мертвец. Нечто за дверью, в коридоре.
Куган увидел, что отпустил ручку и уперся в полотно растопыренными пальцами, собираясь открыть дверь.
Впустить тварь.
Он схватился за ручку и потянул на себя.
Голова раскалывалась от боли. В ушах стоял гальванический гул. Куган был совершенно растерян из-за таинственного воздействия, которому его подвергла тварь. Ведь это она отуманила его сознание? Или его измученный разум споткнулся сам? А что, если все происходящее – сложная иллюзия, рожденная посмертной агонией субмарины?
Видения перепутались в голове. Куган силился вспомнить, о чем на самом деле были его кошмары наяву. Кажется, там было небо…
Он надеялся, что снова увидит небо. Вдохнет полной грудью без тяжелого медного шлема. Только эта надежда могла победить голый страх перед тварью с телом человека и головой рыбы и опасностью, которая над ним нависла.
Укушенная нога была словно чужая, бесчувственная. В штанинах и калошах стояла вода.
– Валентиныч, беда со мной, – произнес он. – Скоро вы?
Телефон молчал.
– Левидов, ящерица такая, сбег… А кто б не сбег? Баба здесь,
