Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

Рука водолаза замерла, опала с рукояти.

Не отрываясь, он смотрел в гроб. Взгляд твари укачивал. В затылке покалывало. Боль в укусе усилилась, будто из раны тянули кровь.

Оцепенение смерти медленно сползало с рыбоженщины. Она приподняла страшную голову, и длинные зеленые волосы, точно водоросли, поплыли в разные стороны, распрямляясь и шевелясь.

– Миша! Слышишь меня?

Куган онемел от страха. Судорожно дрожали веки. Туманился рассудок. Его словно накрыло тяжелой формой глубинного опьянения.

Узловатые волосы-водоросли тянулись к водолазу, но им не хватило длины.

В голове несвязно вертелось: «Зачем я сюда полез?», «Сколько спят рыбы?», «Почему серебро?», «Некуда возвращаться…»

Куган похолодел.

Перепончатая рука поднялась из гроба и, неестественно изогнувшись, схватилась за борт. Горбатая тварь села в ящике. Медленно. Муторно. Как существо, истощенное длительным голоданием.

Одуревший, он услышал свистящий звук. Проблемы с воздухом в шлеме? Слуховые галлюцинации? Нет, это его хриплое дыхание… он сам… сипит и трясется, как люстра в ресторанном зале попавшего в шторм лайнера. Стыд подводный!

Им овладел гнев – помог очнуться.

Чахлый луч света от фонаря Левидова скользнул по отсеку и остановился на рыбоженщине. Тварь обернулась к пробоине. Луч света дрогнул и погас.

Куган шагнул назад, уперся в переборку и двинулся вдоль нее. Лампа осталась на кольце, но не было силы, способной заставить его вернуться. Воздушный шланг, пеньковый сигнал и телефонный кабель вились к дыре в корпусе субмарины. Куган не видел силуэт напарника и не надеялся увидеть.

Левидов сбежал.

Куган собирался последовать его примеру. Он посмотрел на гроб – и обмер.

Тварь выбралась из ящика и плыла наперерез, сложив ноги вместе и извиваясь, как дельфин. Куган снова остолбенел, наблюдая за передвижением существа, хорошо приспособленного к подводному движению. Он поднял руку, не зная толком, что собирается сделать. Начертить защитный круг, как герой той повести Гоголя?

Рыбоженщина повисла в мерклой воде возле перевернутого ящика с тумблерами и лампочками. Обвислые груди болтались, как два не отданных якоря. Глаза на стеблях качнулись в сторону шланга и кабелей – нитей, связывающих водолаза с поверхностью. Куган надеялся, что тварь не понимает, на что смотрит.

Путь к пробоине был перекрыт. Куган заозирался в иллюминаторы в поисках спасения.

Покосившаяся дверь в коридор.

А дальше? Как далеко он сможет забраться в поисках убежища, прежде чем потеряет воздух? В наушниках клокотал голос Агеева, подергался сигнальный конец: «Что с тобой?.. Что с тобой?.. Что с тобой?..» Куган не настолько пришел в себя, чтобы ответить. Да и что сказать? Сейчас он умрет…

Тварь двинулась и поплыла на него. Она не торопилась: не могла или не хотела. Куган попятился вдоль переборки. Человек и рыбоженщина обменивались взорами, выражающими каждый свое: страх, мертвое любопытство. Он вспомнил о ноже и дотянулся пальцами до рукояти. Прокрутил – четвертый оборот…

Гибкая, как змея, рука твари оплела его ногу. Куган дернулся назад, рука-щупальце обвилась вокруг его бедра двумя кольцами, сдавила туже. Перепончатая кисть ткнулась в подколенную ямку, по резине заскребли когти. Другое щупальце захлестнуло вторую ногу водолаза. Остатки слизи – защитного слоя, выработанного во время спячки? – сползали с гибких рук. Тварь выглядела обессиленной, но оттого более опасной. Черные глаза глубинной рыбы слепо пялились на него снизу вверх. Хищная воронка рта близилась к ране от зубов саргаса.

Куган рывком вытянул нож из устья футляра. Заливающий помещение красный свет отразился на узком стальном клинке с односторонней заточкой. Куган стиснул деревянную рукоять, обработанную влагоотталкивающим составом, размахнулся и ударил.

Вода искажала цель, к тому же он размахнулся слишком сильно – и попал не туда, куда целился. Нож сорвался с мерзкого щупальца.

Куган ударил снова.

Вода вокруг окрасилась черной кровью. Тварь заревела и отпустила.

От громкого звука у водолаза захлопало в перепонках. Он развернулся и, не думая о шланге и кабелях, неуклюже метнулся к двери. Внутренности крутило от страха.

Он навалился на дверь с такой силой, словно хотел перевернуть лодку. Захрустели ракушки. В голове билось оборванное, многовариантное «сейчас». Феска сбилась на мокрый лоб, глаза застилал соленый пот.

Сейчас…

Сейчас…

Сейчас…

Сейчас, так и не получив ответа, его начнут вытягивать на поверхность – прямо в руки-щупальца твари.

Сейчас рваный металл пробоины перетрет его воздушный рукав до спиральной проволоки.

Сейчас тварь из гроба прыгнет на него и вгрызется в спину под манишкой.

Сейчас…

«Сейчас» пульсировало в его голове, а голова та была в медном шлеме, а шлем – в подводной лодке, а подводная лодка – в море, а море…

Дверь провалилась внутрь, криво повисла на единственной петле. Куган протиснулся в проем и притворил за собой дверь, насколько позволял шланг.

Красный полусвет остался позади. Коридор казался дымчато-серым, будто его выкрасили в шаровый цвет. В глубине прохода царил неприглядный мрак. Правая рука Кугана по-прежнему сжимала нож. Свободной рукой он отстегнул фонарь. Свет бледным пятном уперся в круглую переборочную дверь.

Тварь снова завыла. Рядом, за дверью.

Куган опомнился и двинулся вдоль узкого прохода.

Упорядоченный мир, солнечный и понятный, остался наверху, а здесь, на глубине, лежала его потусторонняя изнанка. Загробный мир – без солнца, времени, календаря, людских голосов, почти без звуков. Куган попал сюда через омут, сквозь врата – лодку – и погружался все глубже.

Не всплыть…

По переборкам и подволоку тянулись изогнутые, как сдохшие в муках змеи, трубопроводы с опухолями задвижек; железными грибами торчали маховики вентилей – маленькие, средние, большие шляпки, за которые иногда задевала макушка шлема; бугрились электрические щитки. Овальные двери вели в помещения на левом и правом бортах.

Он подошел к первой слева двери, нажал на рычаг и потянул. Задрайки были опущены, защелка – открыта, но ржавая рама держала ржавое полотно. Он дергал раз за разом, пока дверь не сдалась. Он подобрал свой шланг, пригнулся, проник в помещение и потянул на себя дверь.

На что он рассчитывал? Шланг и кабеля не позволят ему запереться…

Он вставил нож в футляр, ввинтил на один оборот, переложил фонарь в правую руку, а левой вцепился в ручку. Придется держать – столько, сколько сможет.

Он поводил лучом света в потревоженной застоявшейся воде. Арка подволока с вентилями и кабелями, светильник над койкой, разбухший стол, вторая койка… Сердце подпрыгнуло, качнулся фонарь.

В двухместной каюте водолаз был не один. На койке справа от входа лежал пристегнутый ремнями мертвец с застывшим в гримасе ужаса лицом. Матросская форменка расползалась на лоскуты, от трупа отвалились куски омылившейся