Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

– Пойдешь внутрь, – как в пустом доме, прогремел в шлеме густой голос Левидова. – Я присмотрю.

Перед тем как отстраниться, водолазы стукнулись медными лбами. Шлем Кугана зазвенел колоколом. Левидов специально?

Лампа осветила изуродованное железо. Водолазы наложили брезентовые пластыри на зазубренные края пробоины и закрепили прищепками. Левидов передал лампу Кугану, а сам включил фонарь.

В мутной воде повисла парочка прозрачных, будто обескровленных рыбок. Хрупкие скелетики, красные нити пищевода. Некстати вспомнилось бледное лицо Насти, жены Левидова. Куган мотнул головой и полез в дыру.

* * *

«Там море полно угроз,

Там ветер многих унес,

Там жил когда-то матрос

С женой – продавщицей роз».

Настя была славной девушкой, тоненькой и длинноволосой, как русалка.

Своей женитьбой Левидов гордился: она рыцарски искупала последствия опрометчивого поступка. В разговоре с товарищами по водолазной станции он шутливо называл супругу «Моя царица морская». Молодожены снимали рядом с набережной квартирку на две комнаты и кухню.

На берегу и случилось то роковое, как быстрый подъем на поверхность, недоразумение.

Настя остановила Кугана у кафешантана и зачирикала о том, что хочет сына: мальчики самостоятельные, а девочки шебутные. Пересказывала запомнившееся из книжки о младенцах. Ее бессмысленные слова баламутили что-то в его душе. Сумеречно горело небо над заливом. Угольно темнел закоулок, в который Куган и Настя как-то незаметно сместились, чтобы не мешать прохожим.

Там их и застал Левидов.

Остановился на краю света уличного фонаря, высокий и поджарый, но не взорвался, не закричал, а замер на мгновение, молча козырнул и пошел дальше. Куган обомлел. От нервности у него задергалось веко. «Вот ведь», – только и смог сказать тогда Куган. Настя заметила, что он изменился в лице, оглянулась на набережную, но под фонарем уже никого не было.

Ночью, в каюте баркаса, наполненной зловещими тенями от неспокойного моря, Куган не сомкнул глаз.

Собирался поговорить с Левидовым утром, да не решился подойти. Когда нечего объяснять, объясняться особенно трудно. Левидов держался холодно и отстраненно.

А через неделю Куган едва не умер.

Во время учебного погружения на пятнадцатиметровой глубине у него неожиданно кончился воздух. Застучало в висках, перед глазами поплыли черные круги. На поверхность его вытащили с потемневшим, дергающимся лицом и налитыми кровью глазами, готовыми вывалиться из глазниц. Две недели провел он в морском госпитале, первые несколько дней отхаркивался кровью.

Как воздушный шланг попал под станину водолазной помпы, где его передавило, лишив Кугана воздуха, осталось загадкой. Вроде как ужасная случайность, и некого слать в арестантские роты.

Куган поправился телом, но не разумом. До происшествия был прыток и весел, имел своеобразные привычки. После – перестал ходить на берег (боялся смотреть на девиц), за столом кают-компании молчал, в свободное время запирался в каюте. Единственной отдушиной стали морские питомцы.

Он перестал видеть сны. Кошмары мерещились наяву. В этих кошмарах он будто менялся с Левидовым местами: высокий, с черным лицом недоутопленника, Левидов следил за ним из темноты.

Куган видел моряков, идущих по лунной воде. У моряков были громадные желтые головы, не головы даже – понимал он, присмотревшись, – а голые черепа.

Видел гнезда из водорослей, кружащие в море.

Видел, как в окошко каюты заглядывает Черный Водолаз. В зеленой воде за стеклами водолазного шлема плавали живые глазные яблоки.

Жизнь в бригаде протекала мирно и дисциплинированно, но Куган плохо понимал, что с ним делается. Стал напряженным и замкнутым. С одной стороны, ждал нового удара, как человек, сделавший пакость (но ведь не делал!) и теперь ставший игрушкой в более сильных руках. С другой, внутренне беснуясь против Левидова (гад! гнус! душегуб!), все же сомневался: а если тот не виноват? А предъявить, выяснить все не решался…

После того погружения пропало чувство, что впереди – бездна лет: десятилетия, может, даже век – а что, вдруг он из породы долгожителей? Но теперь… теперь он боялся заглянуть дальше завтрашнего дня. Каждый новый спуск таил в себе смерть, очень близкую, приметившую его.

Возможно, Черный Водолаз был посыльным смерти. Злом из глупой легенды.

«И там, где он проплывет, рыбы жрут человечину».

* * *

Среди обломков острого металла Куган пробрался внутрь разгерметизированного отсека. Обернулся. От пробоины по обшивке прочного корпуса расползлись трещины, у подволока отошла переборка. Левидов – темный силуэт на фоне глубинных сумерек – травил с руки воздушный рукав, сигнальный конец и телефонный кабель Кугана, чтобы те не терлись о края пробоины.

Куган поднял лампу и осторожно двинулся вдоль герметичной переборки, покрытой накипью ржавчины; заденешь – поднимется ржавая муть. Перевернутый узкий шкаф неизвестного назначения усеивали тумблеры, клавиши, лампочки и круглые измерительные приборы (условные обозначения на шкалах были нечитаемы).

Куган внимательно смотрел, куда ставит пудовые калоши. Шаги отдавались глухим стуком. Внутри корпуса, как и снаружи, рядом с пробоиной, совсем не было морской растительности: водорослей, травы, грибов – необъяснимая избирательность!

Куган сосредоточился на ящике, большом металлическом ящике в дальнем углу помещения.

Что в нем?

На красный свет ламы выплывали разбуженные морские ерши с ядовитыми гребнями и шипами. Они окружили Кугана, но не лезли в стекла. Он махнул лампой. Рыбы лениво раздвинулись, дружно кувыркнулись на другой бок.

Пайолы кренились в сторону носа лодки. Крадущийся водолаз чувствовал себя вором. Он вздрогнул, задев что-то латунным носком галоши. Посмотрел вниз. Наклонился, поставил лампу и подобрал заржавелый наган. Потер ладонью барабан, покрытый бурой плесенью, затем с усилием переломил револьвер. Патронов было три – из камор выглядывали позеленевшие капсюли. Куган повертел наган в руке: офицерский или солдатский? Кто и на что истратил четыре патрона?

Он положил наган, потянулся за лампой и выругался в шлем – со страху.

– Что у тебя? – тут же спросил Агеев.

– Да так…

– Не понял! Повтори!

– Здесь мертвец.

Мощная подводная лампа тускло светила в мутной воде. Мертвец прятался в правом ближнем углу от пробоины. Вздувшееся тело в остатках флотского костюма было зажато между куском обшивки и ребром шпангоута и висело головой вниз.

Про такое не писали в книгах. А если писали, то не так. В книгах водолазы храбро сражались с акулами и осьминогами, пробирались в каюты погибших кораблей и поднимались на поверхность с сундуками, полными золота.

Куган помнил книгу, точнее картинку из книги. Скелеты в пиратских костюмах за столом кают-компании. Парящие над столом бутылки и кубки. Налипшие везде, где только можно, морские звезды. Маленькая рыбка, выплывающая из распахнутой челюсти скелета-капитана: он, видимо, собирался сказать тост. И замерший в