Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

– Ихтиолог, слушай, – усмехнулся Пшеницкий. – Ты только акулу на борт не тащи. Не прокормим ведь, рыбки-окуньки.
– Акулы в Черном море почти не водятся, – ответил Куган.
– О тебе прослышали!
Куган нахмурился.
– Телефон!
– Есть!
Он напялил телефонные наушники.
– Шлем!
– Есть!
На фланец манишки сел закраиной царапанный медный шлем без переднего иллюминатора. Водолазы навернули гайки.
– Куган, на трап!
– Есть!
Качая плечами, на которых будто уселось по человеку, он прогромыхал на корму и ступил на трап.
– Грузы!
– Есть!
Нацепили и подвязали – подхвостником от заднего груза к переднему – свинцовые плюшки с петлями и замком. Привинтили воздушный шланг к рожку шлема, пропустили под левую руку и прихватили к переднему грузу.
Куган взялся за поручни и лицом к баркасу спустился на несколько ступеней, по колено в воду. Над ним возвышались Агеев и Пшеницкий, последний крепко сжимал сигнал, как собственную так и не обрезанную пуповину.
– Помпа, качать! – крикнул Агеев.
– Есть!
Качальщики взялись за маховики и начали вращать привычными размеренными движениями. Пшикнул клапан подачи воздуха. Ожил, распрямляясь, гибкий резиновый рукав.
– Как воздух? – спросил Агеев.
– Идет, – сказал Куган, чувствуя ветерок на затылке.
Старшина кивнул.
– Завинтить иллюминатор!
Стекло окунули в воду за бортом, чтобы не отпотевало, и ввинтили в переднее отверстие шлема. Сжатый воздух наполнил шлем, раздул костюм.
Агеев отошел к телефонному ящику.
– Проверка связи. Раз, раз, водолаз.
– Есть. Слышу хорошо.
– Как здоровье?
– На тридцать метров!
Агеев вернулся и шлепнул водолаза по макушке шлема. Перед иллюминатором возникло терпеливое лицо с морщинками у глаз. Куган прочитал по губам:
– Ни пуха, Миш.
– К черту, Валентиныч, – глухо сказал он и стал сходить в воду.
Вода покрыла грузы, манишку, плечи. Водолаз стравил из скафандра воздух, погрузился с головой и, делаясь легче, плавно заскользил вниз.
И только тогда вспомнил, что забыл, как водится, посмотреть на небо.
* * *
Бывало, снилось, что он плывет на рыбий лад, как камбала, горизонтально движется в зеленоватой воде. Останавливается, парит – не связанный с поверхностью, свободный от веревок и шлангов, тяжелых калош и медного колпака. Он мог плыть километр за километром в чужом безмолвном мире, свободный и маневренный. Он делал сальто, мертвые петли, переворачивался вверх ногами, парил, опускался на глубину и взмывал вверх, обгоняя цепочку собственных пузырей. Он дышал под водой при помощи волшебных легких и был абсолютно счастлив…
Куган потер носом запотевшее от дыхания стекло.
Судно темнело в придонном сумраке – мрачное, длинное, обросшее раковинами и морским мхом.
Отвратительное.
Он будто видел его в ночном кошмаре, который еще не сгинул из памяти. Однако ему давно ничего не снилось, ни кошмары, ни обычные сны. Лишь пустота, рвущаяся черными пузырями.
Или он спит сейчас?
Судно лежало на грунте с дифферентом на нос. Оно напоминало подводный утес, но еще не настолько было разрушено водой, чтобы казаться уродливой поделкой моря.
Длинная темная туша.
– Нашел, вижу, – сказал Куган в телефон.
– Лодка?
– Нет. Что-то большое.
Сверху некоторое время медлили, потом Агеев ответил:
– Осмотри.
Каменный краб волочился по заиленному тросу, свисающему сверху. К обшивке прилипли темно-фиолетовые мидии – старые, в наростах. Среди раковин ползали вечно голодные рапаны. У дремлющей громады сновали бледно-молочные медузы.
В зыбкой глубинной тишине водолаз двинулся в обход находки, не сразу решив приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. На обшивке пульсировали, сжимаясь и разжимаясь, бутоны губок. Голодные рты. Трижды он поднимал руку, чтобы дотронуться до обросшего корпуса. Осмелился на четвертый.
Он не испытал и толики радости от находки. Наоборот. Ему было страшно, и он не понимал почему. Куган чувствовал себя испуганным мальком, плывущим мимо древней морской рептилии.
Хотел бы он стать невезучим, как Клест, и не найти это судно.
Тенью прошла над головой какая-то рыба. На обшивке гнездились слизистые грибы. Сардины кружили вокруг огромного заиленного пера горизонтального руля…
Куган остановился.
– Похоже, все-таки лодка, – сказал он в телефон.
– Как понял?
– Вижу горизонтальный руль.
– Продолжай осмотр.
Он побрел вдоль огромной подводной лодки, поглядывая, чтобы не перепутались его провода и шланги. Рука в перчатке скользнула по обшивке, счищая ракушки, – с лодки будто капала черная кровь. Капель быстро закончилась, проступил металл, в который въелись мелкие водоросли. Куган заметил, что растительности и живности становится все меньше, как будто лодка была сосной, неодинаково поросшей мхом с разных сторон.
Корпус субмарины возвышался над водолазом скальным утесом. Ничего удивительного, что он не сразу понял, что видит. Не с «Барсом» ведь встретился. А вот бывалый, обточенный морем Агеев наверняка разобрался бы шибче… Спор?
Его не покидало ощущение, что это не кенотаф. Лодка не пуста.
Куган наклонился и приложил шлем к корпусу. Тут же отдернул: почудился глухой стон.
Водолаз пошел дальше.
Через десяток шагов остановился, покусывая губу.
В борту зияла огромная пробоина.
Так искалечить корабль мог только взрыв. Мина или торпеда. Вогнутый, рваный металл дыбился внутрь лодки. Безобразно оплавленная, разрушенная переборка между легким и прочным корпусами, панцирем субмарины. Отогнутое ребро шпангоута. Перебитые трубопроводы.
Куган отошел на несколько шагов. В районе пробоины корпус не оброс всяким-разным: на ржавом металле виднелись вмятины и трещины. Сбитый с толку, Куган достал фонарь и посветил вверх. Ни водорослей, ни ракушек, ничего. Номеров и опознавательных знаков он тоже не увидел, но сейчас его волновало не это. Судя по сильному обрастанию корпуса с противоположного борта, лодка лежала здесь давно, не одно десятилетие. Но если судить по чистому металлу рядом с пробоиной… Что стало с буйством флоры и фауны в этой части судна?! Как такое возможно?!
Увиденное не складывалось в логичную систему, ковыряло разум.
Куган приблизился и направил луч в пробоину.
Отсек за прочным корпусом был расточительно просторным для подводного корабля. Тусклый круг света скользил по пайолам. Высматривал аварийный инструмент, разбросанный взрывом и потоком воды. Опрокинутый металлический шкаф. Кольца и крюки в переборках. Луч фонаря осветил дверь, перекошенную, сорванную с нижней петли и отогнутую от комингса; между петлями застрял комбинезон.
Лампочка фонаря вдруг угасла. А может, вьющаяся мгла в дальнем конце помещения была слишком плотной?
Куган выключил фонарь и задумался.
Назначение практически пустого пространства за пробоиной сбивало с толку. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. И он доложил:
– Осмотр с грунта завершил.
– Приняли, – ответил Агеев.
Куган ждал.
Сейчас ему прикажут выходить. А после придумают, как поднять лодку целиком. Или застропят и вытянут грузы и механизмы, выпотрошат отсеки, потом взорвут корпус и поднимут частями. Это проще, чем запустить неуклюжего водолаза в тесное нутро поврежденного корабля,





