Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
В динамике тяжело задышали.
– Вчера ночью, – сказал Шелкопрядов, – музей ограбили.
– О господи! – изумился Климов. – Что же это, Анатолий Евсеевич, девяностые возвратились?
Про себя же он думал мстительно: кабы ты, осел, не ерепенился, а согласился продать Платону Ивановичу Вурдалака, все были бы довольны.
– Пропало зеркало Вечеры, – просипел Шелкопрядов. Его словно астма душила.
– Вы же ни в чем меня не обвиняете? – с веселым возмущением поинтересовался Климов. Он рассматривал зеркало. В полумраке возникала забавная иллюзия: виноградные листья будто бы струились по часовой стрелке. Лунный свет, просачиваясь в окно, белил амальгаму.
– Оно опасно, – сказал Шелкопрядов.
«Наша песня хороша», – подумал Климов и закатил глаза.
– Моего внука нашли в гардеробе, напротив зеркала. Диме было четырнадцать. Он проткнул себе сонную артерию гвоздем и истек кровью, а до этого он говорил, что зеркало рассказывает истории, но я не поверил ему.
«Истории… – Взгляд Климова затуманился. – Языческий „спотифай“, аудиокнига из кровавой бересты… чушь… самоубийство мальца! С подростками такое случается». Климов поморщился. Разговор наскучил.
– Вы взрослый человек, Анатолий Евсеевич. Ученый.
– Наука здесь ни при чем! – рявкнул Шелкопрядов. – Держите его подальше от окон. – Старик перешел на хриплый полушепот. – Не позволяйте ему видеть луну!
– Я не понимаю, о чем вы, – терпеливо сказал Климов. – Захотите продать зеркало – наберите меня. Адье.
Он чиркнул пальцем по дисплею, прерывая сипы выжившего из ума старика. Поскоблил ногтями подбородок.
– Ты что же, впрямь убиваешь людей? И травишь байки?
Вурдалак отливал серебром. Молчал, как положено неодушевленным предметам. Климов включил свет, сел на край кровати, широко раздвинув волосатые ляжки. Черный экран «Панасоника» отражал комнату, полуголого человека. Проехала по улице машина, плеснула в номер отсветом фар, махнула шлейфом разнузданного хип-хопа. Климов щелкнул пультом, и экран зажегся, пестрая картинка пожрала отражение.
На региональном канале крутили новости, – какое странное совпадение! – он подоспел в аккурат к репортажу из дыры, которую сегодня навещал. Оператор снимал опустевший стенд. На заднем фоне бродил понурый вислоусый старикашка – Анатолий Евсеевич Шелкопрядов собственной персоной.
– Директор говорит, что у музея не было средств на сигнализацию. Этим и воспользовались злоумышленники. Из фонда украдены: зеркало девятнадцатого столетия, золотые арабские монеты и боевой нож-мессер немецкого типа.
Климов хмыкнул. Ушлый Амир не ограничился заказом, прибрал к рукам еще и монеты с ножиком.
– Эксперты устанавливают общую стоимость украденных ценностей.
Климов убавил звук до минимума, сгорбился, упершись локтями в колени. Мысленно он ворошил биографию Вурдалака: не было ничего удивительного в том, какое реноме приобрело венское зеркало. А если кого и винить в смерти подростков, то рок-музыку, американские фильмы, на худой конец, проклятые вещи – лишь бы не родителей, проворонивших чадо.
Самоубийство кронпринца пошатнуло династию Габсбургов. На трон взошел дядя Рудольфа, эрцгерцог Карл Людвиг, которого сменил печально известный Франц Фердинанд. Миллионы солдат гибли на полях сражений Великой Войны, а замок Майерлинг перешел в собственность женского монастыря ордена кармелиток. Вещи Рудольфа были проданы. Зеркало Вечеры оказалось в руках русского дворянина, генерал-лейтенанта Шиловского, выжившего на премьере «Сказок Гофмана». Природа интереса Шиловского к зеркалу неясна, но покупка переехала в родную губернию дворянина. Накануне Революции пожилой генерал-лейтенант испытал удар, ставший роковым. Его зять в приступе помешательства застрелил супругу и двух малолетних дочерей и пустил себе пулю в мозг: свинцовая монетка в копилку суеверий. Через неделю Шиловский пошел на железнодорожную станцию и прыгнул под паровоз, но замешкался и не погиб сразу. Движущийся состав придавил его к платформе и превратил в подобие скрученного полотенца. Он был жив и оставался в сознании: поезд, сплюснув внутренние органы, сдержал кровотечение. Говорят, он успел исповедаться примчавшемуся священнику, но, как только бедолагу извлекли, потоки крови залили перрон.
Шиловский не обрел покоя и после смерти. Фамильный склеп разрушили большевики. В гробу они нашли зеркало с виноградным узором на раме. По какой-то причине Шиловский завещал похоронить себя вместе с Вурдалаком.
Усадебный дом генерал-лейтенанта становился туберкулезным санаторием и ткацкой фабрикой, и эксгумированное зеркало отражало новых гостей. Выпало из поля зрения аж до восемьдесят восьмого: тогда особняк переформатировали под краеведческий музей. От внутреннего декора остались рожки да ножки, но Вурдалак – тут как тут – занял почетное место в коллекции, собираемой основателем и бессменным заведующим А. Е. Шелкопрядовым.
В Сети об этом не писали, но Климов наводил справки у сотрудников музея, бывших и действительных. В девяностые музей закрывали, и причина была банальной, лишенной налета бульварной мистики. В двухтысячном он горел: неисправная проводка, сторож задохнулся дымом. В две тысячи восьмом директорский внук убил себя среди этнографических экспонатов. А Анатолий Евсеевич нашел козла отпущения. Он убрал зеркало из выставочного зала и спрятал в запасниках.
«Он на нем помешался», – доверительно сказала тетенька-экскурсовод.
Увы, договориться полюбовно не получилось. Но Платон Иванович готов был рисковать.
На экране немо гримасничали герои идиотского ток-шоу. Климов зевнул, похрустел позвонками. Взялся за дубовую раму, чтобы переставить злосчастную реликвию в уголок. Из овала на него смотрел молодой человек с печальными глазами. Климов похолодел. Вместо его собственного лица зеркало отражало усатого незнакомца. Высокий лоб, коротко остриженные русые волосы, ворот белой сорочки, нательный крестик. И помещение за спиной мужчины было иным, и озаряли его не лампочки в сорок ватт, а свечи…
Словно зеркало позапрошлого века поддерживало скайп. Человек на том конце немыслимой линии шевельнул губами, и «в кадр» вплыл револьвер.
Климов выронил зеркало. Рама рубанула по ступне, но он не почувствовал боли. Вурдалак упал плашмя. Из его недр вкрадчивый голос обратился к Климову, пробрался в голову, подчинил волю. Водоворот закружил, пучина выпустила на поверхность водолаза в допотопном костюме. Свинцовые подметки коснулись грунта.
Максим Кабир
Дмитрий Костюкевич
Медные головы
Свинцовые подметки коснулись грунта. Миша Куган осмотрелся сквозь стекла медного шлема и сказал в телефон:
– На дне.
Сверху ответили:
– Хорошо.
Внизу был другой мир, скрытый от людей на водолазном баркасе, с которыми Кугана связывали три нити, змеящиеся в мутной зеленоватой воде. Воздушный рукав. Сигнальный конец. Телефонный провод.
Четвертая нить – медная струна металлоискателя – тянулась в зеленую дымку.
Вода обжала резиновый костюм, собрала складками. Подводную тишину нарушало звонкое бульканье пузырьков, срывающихся с решетки золотника. В иллюминаторах проплыла резвящаяся стайка морских блюдец.
Куган улыбнулся медузам и, положив руку на трос металлоискателя, зашагал по илистому дну правым плечом вперед. Свинцовые ноги, резиновое тело в желтых заплатах, медная голова. Скафандр сковывал,
