Ужасы войны - Тим Каррэн
- Погоди... где, мать его, Мерф?
Теперь все оглядываются, напряжение растет, сердца колотятся. Рты пересохли, глаза широко раскрыты. Приборы ночного видения включены. Все сканируют улицы, темные остовы разбомбленных зданий в бледно-зеленом мерцании. Тени ползают и скользят, но Мерфа нет.
* * *
Чувак боится, как и остальные. Страх глубокий и реальный. Холодные руки сжимают его сердце, заставляя кровь бурлить в венах. Все ищут, ищут. К черту периметр. К черту все, кроме поиска Мерфа. Он псих, и все это знают, но он один из них. Брат. Его надо найти.
Он не мог просто исчезнуть, - думает Чувак. - Кто-то его забрал.
Боевики. Должно быть. Один из этих ублюдков крадется в тенях вокруг них. Некоторые из этих Али-Баб мастерски владеют тьмой. Они плавают в ней, как рыбы. Выныривают, чтобы схватить добычу, и погружаются снова, не оставляя даже ряби на поверхности ночи.
Чувак вспоминает крик, который слышал, когда буря вцепилась в них. Это был Мерф? Какой-то ловкий хищник в черном воткнул в него нож и утащил истекающее кровью тело, чтобы посеять страх в остальных?
Бешеная Восьмерка бормочет себе под нос о могучем кулаке Господа, что раздавит неверных.
- Мерфа забрали в жертву темному, - говорит он. - Королю падали: Вельзевулу. Повелителю мертвой плоти.
Пшеница велит ему заткнуться. Никаких разговоров. Никакой ругани. Никакого шепота. Никаких, черт возьми, молитв. Это не воскресная школа, напоминает он. Это зона боевых действий. Чтобы подчеркнуть это, он стучит Бешеную Восьмерку по шлему прикладом М4.
Они прочесывают сектор. Пальцы на курках, желудки в горле. Враг здесь и не здесь. Он там и в то же время где-то еще. Чувак замечает, что все его тело дрожит. Он ждет атаки, минометных снарядов, что завизжат над головой, как фурии. Он думает о парнях, которых видел убитыми. О пробитых грудных клетках. О людях, захлебывающихся собственной кровью или ползающих в грязи без конечностей.
- Позвать подкрепление, сержант? - спрашивает он. - Вернуть сюда "Брэдли"?
Пшеница рычит на него:
- Держись подальше от рации, придурок. Я скажу, когда мне понадобится подмога.
Пшеница продолжает рыскать в поисках Мерфа, хотя все знают: если его еще не нашли, значит, хаджи его забрали, режут и рубят, отрезают голову.
Но это не так.
- Сюда, - говорит Простак.
Он стоит на коленях в песке. Рот открыт. На дальнем конце изрешеченной осколками стены виднеется фигура, прислоненная к ней. Чувак одним из первых оказывается там. Желудок подкатывает к горлу, он разглядывает силуэт - это человекоподобная скульптура из пыли, грязи и мертвых насекомых. Мухи прилипли к ней, как к гигантской липкой ленте. Пшеница подходит. Дрожащими руками он счищает мух, открывая под ними высохшую, как опилки, мумию, что медленно осыпается на ветру.
Гетто качает головой:
- Это не Мерф! Эта хрень тут уже века стоит, - oн тычет в труп стволом.
Тот весь в мелких дырах, как дерево, изъеденное термитами. Это не может быть человеком.
Пшеница находит что-то у горла мумии и выдергивает: жетоны.
- Бедный чертов Мерф, - говорит он.
- Не может быть... это просто не может быть.
Пока остальные спорят, возможно ли это или нет, Чувак отходит и садится в песок. Он ждет и ждет, пока не кажется, что прошло тысяча лет. Сверкающая грань реальности притупляется. Ничего не кажется правильным. Словно они бредут сквозь сон, где ноги так медленны, будто закованы в бетон. Он твердит себе, что это происходит на самом деле. Здесь. Сейчас. В песчаном аду Ирака.
Нервные, напряженные, зловещие тени сгущаются вокруг них, и он вспоминает ту страшную ночь, когда лейтенант Каттнер исчез. Лейтенант Катт. Ох, сколько было дурных предзнаменований. Взвод вернулся с поля, где они дрались дом за домом с боевиками, зачищая экстремистов, сами попадая под огонь, гоняясь за тенями и своими хвостами. Когда они добрались до передовой базы, они были грязные, покрытые кровью, пылью и сажей, лица чернели от дыма, форма рваная, глаза - как открытые раны. Они не говорили. Курили, бессвязно ворчали, косились на тех, кто не выходил за периметр: жирных гражданских подрядчиков и чистеньких придурков в свежих формах.
Все как обычно. Был душ и холодная "Kола", кондиционированные контейнеры и бесконечный поток чуши. В столовке подавали чизбургеры и картошку. Горячая еда. Это поднимет дух. Вот только когда они выстроились в очередь, парни начали блевать кровью. Гамбургеры кишели червями. Никто не знал, как и почему.
Эта внезапная рвота стала безумным катализатором.
Той ночью трое из разведки попали под дружественный огонь. Двое других покончили с собой на базе. Постоянный, необъяснимый запах смерти дул горячим и газообразным с одного конца базы на другой.
И все это время лейтенант жаловался, что его комната полна мух. Что они следуют за ним облаками, кусают и щипают. Взвод думал, что он шутит, как иногда делал, но потом они увидели язвы и услышали жужжание.
Перед рассветом лейтенант исчез.
Конечно, пошли слухи. Хаджи его забрали. Он спятил и дезертировал к муджам. Застрелился на базе, и останки еще не нашли. Чувак не верил ни во что из этого. Он был одним из последних, кто его видел, и лейтенант все время склонял голову к пустыне, словно слышал там что-то, чего не слышал никто другой.
Чувак выталкивает это из головы. Все молчат долгое время. Никто не смотрит на рассыпающиеся останки Мерфа. Никто не решается.
Рядом с Чуваком Говнюк говорит:
- Чертовы мухи. Они повсюду. Продолжают меня кусать.
- Успокойся. Они все мертвые, - напоминает Чувак, чувствуя себя неуютно.
Хватит, - говорит он себе. - Перестань соединять точки.
Говнюк держит горсть мертвых мух. Он бросает их в воздух, как пепел.
- Чувствую их. Чувствую, как они кусают... чертовы гады кусаются... - oн хихикает. - Но я их не вижу. Даже не вижу... только чувствую.
Бешеная Восьмерка смотрит на них:
- У лейтенанта тоже были проблемы с мухами. Добро пожаловать в царство тьмы, где правит злой Повелитель Мух.
- Опять начинается, - говорит Простак.
Буря возвращается, воя и стеная. Они видят ее через приборы ночного видения: гигантское вращающееся облако пыли и обломков. Земля под ногами дрожит. Песок у их ног вздымается, словно взбитый венчиком.
Говнюк начинает издавать странные звуки в горле, будто хочет закричать, но воздуха нет. Он задыхается. Кашляет. Хрипит. Поднимает М4 и выпускает две очереди по три выстрела в тени. Там ничего нет. Пшеница хватает




