Ужасы войны - Тим Каррэн
- Это последнее предупреждение, фанатик, - говорит Пшеница. - Еще одна воскресная школа, сказки про возрождение, и ты будешь чистить сортиры на базе. Ты больше никогда не коснешься этой пушки.
Это реальная угроза, явная и близкая опасность. Бешеная Восьмерка отступает, прижимая SAW к груди. Без него, они знают, он не существует.
- Она сказала эти ужасные слова, и - бум-бах! - на следующую ночь лейтенант пропал. Исчез, - говорит Простак, зная, что все об этом думают. - Как какая-то старая ведьма, что наложила проклятье.
Чувак изучает улицу. Что-то здесь не так. Что-то изменилось в мгновение ока.
- Что-то произошло, - говорит он.
- Заткнись, - обрывает Пшеница. - Все заткнитесь. Я что-то слышу.
* * *
Они все это слышат - нарастающий гул, стон, как будто целая армия великанов движется в их сторону. Это странно, необъяснимо и немного пугающе.
- Муджи, - шепчет Бешеная Восьмерка больше себе, чем другим. - Армия самоубийц идет на нас. Давайте, ублюдки. Я сожгу ваши задницы, во славу Иисуса.
- Тихо, - рявкает Пшеница.
Да, сначала это похоже на приближающуюся армию, возможно, на тяжелых машинах или - возможно - на конях. Но это не то. Это гнев природы. Он рычит, вопит, выплевывая легкие, пока земля начинает дрожать, а ветер поднимает пыльные облака, крутящиеся вокруг них. Они чувствуют, как песок впивается в лица, превращая мир в крутящееся теневое шоу.
- Песчаная буря, - говорит Пшеница. - Кажется, знатная.
- Но ничего же не должно быть! - возражает Простак. - Мы все видели погоду! Должно быть ясно и спокойно! Должно...
- Головы вниз! - кричит Пшеница над шумом.
Песок наступает, подгоняемый яростным, безумным вихрем, который воет и кричит, извергая чистую ярость ада. Чуваку кажется, что это миллионы ночных насекомых кружатся вокруг, роясь в черных облаках. Словно в подтверждение, буря выдыхает горячее, зловонное дыхание, как чумная яма, извергающая трупы.
Теперь тьма еще гуще - это чернота глубокого космоса, где света не существует. Это саван, наброшенный на них. Яростные пыльные вихри царапают кожу, как наждачная бумага. Песок покрывает их, забивается в глаза даже через очки. Он оседает на лицах, забивает носы. Крупинки хрустят между зубами. Хотя ночь прохладная, буря приносит лихорадочную жару, высушивая их. Кто-то ругается. Кто-то кричит.
А потом, так же быстро, как началась, буря стихает, и они отряхиваются, как мокрые псы. Они смахивают песок с лиц и полощут глаза водой из фляг.
- Что это, черт возьми, было? - спрашивает Простак, его голос молит о разумном объяснении.
Пелены пыли все еще витают вокруг, медленно оседая на землю. Это пугающий момент, потому что если сейчас нападут боевики, они будут в беде. Запыленные. Растерянные. Дезориентированные. Нехорошо. Они снимают шлемы, вытряхивают их, пальцами вычесывают песок из волос.
- Наденьте свои чертовы каски обратно, - рявкает Пшеница.
Шлемы снова на головах. Оружие проверено.
- Чуешь запах? - говорит Говнюк. - Как будто что-то сдохло.
- Странно, - соглашается Чувак.
Вокруг них не только двухфутовые сугробы песка, но и что-то вроде черных угольков размером с конфеты. Они хрустят под ботинками. Солдаты стряхивают их с формы и рюкзаков.
- Что за дерьмо такое?
Бешеная Восьмерка поднимает один из кучи у своих ног. Он разглядывает его в свете фонарика "Tekna".
- Какой-то жук. Муха... чертова гигантская муха.
- Что за бред ты несешь? - хочет знать Пшеница. Фонарик на ночной операции - большой запрет. Это приглашение для снайпера. Тем не менее, он выхватывает его из рук Бешеной Восьмерки и светит вокруг. - Ну, чтоб мне провалиться...
Мухи.
Большие твари. Тысячи и тысячи их разбросаны вокруг взвода, смешаны с песком, сложены, как муравейники. Пшеница начинает сгребать их рукой, тихо ругаясь. У них большие крылья, раздутые фиолетово-синие блестящие тела. Огромные желтые совиные глаза и мерзкие зазубренные хоботки, острые, как сверла.
- Песчаная буря полная мух? - спрашивает Простак.
- Это неправильно, - говорит Говнюк, пиная кучи ногами, будто боится, что они его заразят. - Это, черт возьми, неправильно.
Пшеница хмыкает:
- Из всего сумасшедшего дерьма... - oн отделяет одну мертвую муху от остальных. Надавливает пальцем на игольчатый хоботок и отдергивает руку. - Черт... острый, как гвоздь.
Теперь взвод находит мертвых насекомых повсюду - раздавленных под собой, в волосах, застрявших в снаряжении. Осторожно, с дрожью отвращения, они вытаскивают их. Обломанные хоботки торчат в тактических жилетах, ремнях и штанах.
- Черт, - говорит Говнюк. - Три жала в руке. Думал, это колючки. Дерьмо.
Чувак вытаскивает одно из шеи, другое из щеки.
- Проклятые твари.
- Они не ядовитые, да? - спрашивает Простак, выдергивая полдюжины из штанов.
- Мы стали нечистыми, - говорит Бешеная Восьмерка. Кажется, он почти рыдает. - Нимрод... Нимрод.
- Единственный Нимрод, которого я вижу - это ты, - сообщает ему Пшеница.
Бешеная Восьмерка медленно качает головой:
- В Библии. Это в Библии. Нимрод, вавилонский царь. Он приносил в жертву детей. Бог послал к нему муху. Она залезла ему в нос и съела мозг.
- Скажи ему заткнуться, - говорит Говнюк.
Пшеница тихо ругается:
- Черт возьми, Бешеный. Если бы муха пошла за твоими мозгами, она бы с голоду сдохла.
Говнюк нервно хихикает.
Но Бешеная Восьмерка не унимается:
- Вы не понимаете. Вы все слепы к проклятию на нас за убийство той женщины и ее детей! Оглянитесь.
- Ирак. Ну и что? - говорит Чувак.
- Сейчас! Сейчас! Но тысячи лет назад это был Вавилон, древнее царство. Мы виновны в том же грехе, что и Нимрод, и Бог послал мух, чтобы мучить нас.
- Заткнись, черт возьми, - приказывает Пшеница.
Чувак молчит. Ненормально, - думает он. - Это ненормально.
- Долбаная страна, долбаная пустыня, долбаный мир, - говорит Пшеница. - Чертов цирк уродов.
Говнюк ходит кругами, проводя руками по броне и рукавам.
- Господи, я чувствую их повсюду. Посмотрите на них. Мы могли утонуть в них!
- Заткнись, дерьмоголовый, - рявкает Пшеница. - Просто мертвые жуки.
Гетто пьет воду из фляги, выплевывает песок, а потом давится чем-то еще: мухой.
- Дерьмо! В моей фляге, йоу!
- Наверное, прилипла к горлышку, - говорит Чувак. - Ты смыл ее в рот.
Гетто расслабляется.
