Сторож брата моего - Тим Пауэрс
Очки он вынул из кармана пальто, и Эмили сразу увидела, что они не разбиты.
— Ты не могла бы, — сказал он, — вымыть их?
Она взяла их, криво улыбнувшись мысли о том, что вряд ли в мытье сильнее всего нуждаются именно очки, но встала и сполоснула в тазике, в котором мыла чайные чашки. Потом, вытирая их полотенцем, она заметила, что на линзах осталось нечто похожее на какое-то коричневое масло, поэтому еще раз окунула их в кастрюлю, потерла стекла пальцами, пока не счистила эту странную грязь, снова вытерла и вернула ему.
Брэнуэлл надел их на нос, поправил заушины, нервно помаргивая, обвел взглядом высокое помещение, шумно вздохнул и посмотрел на сестру. Потом кашлянул, прочищая горло, и хрипло произнес:
— Сегодня я побывал в аду.
Эмили сняла чайник с огня и плеснула кипятка в тетин заварной чайник с написанным золотыми буквами евангельским изречением: «Для меня жизнь — Христос и смерть — приобретение», покрутила, согревая, вылила воду и наполнила чайник кипятком.
С тех пор как он вернулся домой после того, как его вышвырнули с места домашнего учителя якобы из-за интрижки с миссис Робинсон, супругой хозяина поместья, он по нескольку раз на день заявлял, что терпит адские мучения, но Эмили уважала страдания, даже если они были заслуженными или, напротив, оказывались следствием заблуждения.
Она поставила чайник на стол, всыпала чайных листьев, вынула две чашки и села.
— Рассказывай.
— Я был… — начал он и сбился. — Это связано с тем, что приключилось со мною в Лондоне. Я… — Он вновь умолк, явно вновь думая, что же стоит рассказывать. — Я вечером отправился на Понден-кирк. Заблудился на обратном пути… думал, что там и умру. — Он махнул рукой, давая понять, что этим-то и объясняется его плачевный вид.
Эмили кивнула.
— А что же Лондон? — Она подумала, что он ведь мог и забыть историю, которую рассказывал одиннадцать лет назад — о том, как его еще на полдороге обобрали грабители.
— Ну… это было раньше. А сегодня в «Черный бык» приехала женщина, с которой я познакомился, когда был в Лондоне. Она меня узнала. Она… она связана… э-э… работает на… я думаю, ты… тебе… наверное…
Тут его губы перекосились, он опустил голову и беззвучно заплакал. А перед мысленным взором Эмили возник образ того мальчика, который сделал в той комнате, где всем им довелось пожить, так много рисунков, начинавшихся почти от самого пола и поднимавшихся все выше и выше.
Она встала, извлекла кувшин с надписью «Рвотное», щедро плеснула виски в одну из чашек, а потом долила в обе заварки из чайника. Даже с добавкой спиртного чай останется всего лишь чаем, но чашку с виски она решительно подвинула брату.
— Это поможет тебе немного остыть. Пей и иди спать, пока остальные не начали просыпаться. О том, что с тобою было, расскажешь завтра.
Брэнуэлл отхлебнул чаю и с изумлением уставился на кувшин.
— Где ты это держишь?
— На крыше. Отправляйся в постель.
— Да, — сказал он, — в постель. Сон, распускающий клубок заботы[5], и… о, Эмили, да поможет нам Бог.
— Бог сможет помочь нам и завтра.
Виски, похоже, остудил горячий чай, во всяком случае Брэнуэлл осушил чашку в три глотка, после чего отодвинул стул и поднялся на ноги. Страж провожал его глазами, пока он не скрылся за дверью в прихожую, и уселся рядом с хозяйкой лишь после того, как шаги стихли на лестнице.
К утру северный ветер стих, и в доме не слышалось ни звука. Было еще слишком рано для того, чтобы подметать кухню и готовить овсянку для отца и сестер, так что Эмили села на прежнее место и стала пить жидкий чай. Страж сидел на полу рядом с нею, и глаза огромного мастифа приходились чуть ли не вровень с ее глазами.
— Я думаю, что он встретил эту женщину, — вполголоса сказала она, обращаясь к собаке, — и отправился к Понден-кирк. Но он стыдится и боится чего-то. — Страж, будто понимая ее, поднял мощную лапу и положил ей на бедро. — Как бы там ни было, — продолжила она, — все мы такие, какими создал нас Господь, и он — мой брат. — За окном кухни постепенно светлело, и через некоторое время она услышала, как отец выстрелил из пистолета. «Прозвонил в погребальный колокол Валлийца — подумала она, — напомнил ему о том, что он мертв». Она вздохнула, поднялась и надела передник.
Обычно Патрик трапезовал в одиночестве у себя в комнате, но этим утром он спустился и сел в столовой; по этому случаю туда же пришли завтракать дочери, а Табби осталась в кухне чистить картошку к обеду. Он принес с собою из спальни плоскую деревянную коробку с ручкой из кожаного ремня, в какой мог бы лежать, например, набор дорогих инструментов, и положил ее на стол. За едой он молчал; его слепой взгляд был почти неотрывно прикован к какой-то точке на стене.
Дочери обменивались вопросительными взглядами. Они успели шепотом поговорить в кухне. Энн считала, что следует еще раз пригласить католического священника, чтобы тот повторил обряд экзорцизма, а Шарлотта настаивала на том, что необходимо попросить совета у англиканского епископа. У Эмили никаких версий не было; она думала, что нужно сначала поговорить с Брэнуэллом и уже потом строить версии.
Сидя за столом, Эмили представляла себе, что сестры, как и она, чувствуют, что любое замечание сейчас было бы либо бесцеремонностью, либо невыносимой глупостью.
— Эмили, — сказал Патрик, положив в конце концов ложку и салфетку возле своего ящичка, — не составишь ли ты мне компанию на кладбище?
— Надеюсь, это будет не скоро, — ответила она с улыбкой. — И почему на кладбище? Ведь у нас есть семейный склеп в церкви. — Отец поморщился, и она устыдилась своей игривости. — Да, папа, конечно.
Он отодвинул кресло, встал и поднял со стола за ручку ящичек, который, судя по тому, как натянулся ремень, оказался неожиданно тяжелым. Эмили прошла мимо него, отодвинула засов и распахнула дверь, впустив в комнату холодный утренний воздух, пахнущий отсыревшими от росы могильными плитами.
Наступил четверг; Патрик покидал дом и совершал короткое путешествие до церкви по воскресеньям. В это утро он спустился по ступеням так решительно, будто мог видеть. Дальше он, уже не так уверенно, прошел по дорожке через садик Эмили и Энн, поставил ящичек на ограду кладбища и открыл его.
Остановившаяся рядом с отцом Эмили увидела, что в ящичке лежат длинноствольный кремневый пистолет с изогнутой деревянной рукоятью и несколько
