Сторож брата моего - Тим Пауэрс
И вдруг ее словно морозом пробрало — ведь эти башмаки она видела всего несколько часов назад, когда они, спотыкаясь и путаясь в траве, ковыляли рядом с ее ботинками.
— Мистер Керзон, — вновь прозвучал голос отца, — вот мои дочери: Шарлотта, старшая, Эмили и Энн.
Сестры присели в реверансе; Эмили, подняв глаза, увидела, как посетитель склонил голову и выпрямился. Она же сохраняла непроницаемое выражение лица.
На столе горела лампа, и в ее янтарном свете Эмили совершенно ясно видела черную шевелюру, смуглую кожу и резкие черты лица Алкуина, того самого человека, которому она лишь сегодня утром пыталась оказать помощь. Его левый глаз все так же прикрывал матерчатый кружок повязки, но одет он сейчас был в серые плисовые брюки и черный сюртук поверх белой рубашки.
Когда вошла Эмили, его единственный открытый глаз на мгновение расширился (она успела испугаться), но его лицо тоже сохранило полную бесстрастность.
Эмили не могла не удивляться тому, как он вообще смог встать, не говоря уж о том, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее его от деревни. Неужели существует какое-то лекарство, благодаря которому он сумел за столь короткое время восстановить силы?
— Леди!.. — произнес он. Судя по интонации, он собирался сказать что-то еще, но, ограничившись одним словом, плотно сжал губы.
— Мистер Керзон, — сказал их отец, — узнал о том, что, будучи хоуортским священником, я двадцать лет назад поддержал Билль об эмансипации католиков, и решил посоветоваться со мною о возможности устройства в Йоркшире католических приходов.
Эмили, рассказывая Шарлотте и Энн о своем утреннем приключении, среди прочих подробностей упомянула и эту ненужную повязку и сейчас, поймав краем глаза вопросительный взгляд Энн, чуть заметно кивнула.
— Разве в Йоркшире есть католики? — сухим тоном спросила Шарлотта.
Керзон перевел взгляд с Эмили на нее, и его губы скривились в вежливой улыбке.
— Полагаю, хватит для того, чтобы заполнить одну-две церкви. — В его голосе сейчас не было хрипа и болезненного надрыва, которые запомнились Эмили, но звучал он так же глубоко, и в речи так же угадывался намек на французский акцент.
— Разве что в Лидсе или Брэдфорде, — возразил Патрик, уставив в пустоту мигающие глаза, — ну а здесь, возле границы с Ланкаширом, их будет совсем немного. Сожалею, сэр, что вам пришлось впустую проделать такой дальний путь!
— Все равно я путешествую, — ответил Керзон, — и оказался неподалеку. — Он выдохнул и сердито взглянул на Эмили.
И та поняла, что сейчас наилучшее время для того, чтобы вступить в разговор.
— Я рада, мистер Керзон, что вы оправились от раны, которую получили сегодня утром, — сказала она и добавила, повернувшись к отцу: — Папа, это тот самый джентльмен, о котором я вам рассказывала.
На несколько секунд старый Патрик Бронте застыл в неподвижности. Затем он прошел к своему столу, выдвинул ящик и поднял руку, держа в ней нож с двойным лезвием.
— Эмили, — сказал он, — лови. — И бросил его в ту сторону, откуда раздавался ее голос.
Она поймала нож за рукоять и свободной рукой подала сестрам знак отойти к двери.
— Нет ли у нашего гостя, — осторожно подбирая слова, спросил их отец, — повязки на глазу?
— Есть. Хотя утром вы, мистер Керзон, сказали мне, что носите ее лишь потому, что так положено, не так ли?
Тот лишь стиснул в кулаки опущенные руки.
Патрик Бронте уставился невидящими глазами в сторону Керзона.
— Дочь сказала мне, — медленно заговорил он, — что, когда она нашла вас, на этом ноже была кровь. Я думаю, что в вас нужно видеть скорее союзника, нежели противника.
Керзон покрутил головой, рассматривая всех присутствовавших, и заговорил очень холодным голосом:
— Я не вступаю в союз с глупцами. Да, это была кровь ликантропа. — И продолжил, обращаясь непосредственно к Патрику: — А вы! Сначала возродили эту породу, а потом поселили свою семью именно там, где эти твари процветают!
Эмили ощутила мягкий толчок в бедро и не глядя поняла, что к ним присоединился Страж. Она ощущала вибрацию: пес рычал настолько низким звуком, что человеческое ухо его не слышало.
— Значит, католические приходы, — презрительно бросил Патрик. — А я думаю, что вас интересовало нечто другое! — Он вскинул голову. — Моя дочь сказала мне, что утром вы упоминали о Валлийце; это правда: я привез его обратно в Англию. По неосторожности. Но пока мои дети здесь, со мною, он для них не опасен.
— Здесь?! — повысил голос Керзон. — Какую защиту, по вашему мнению, вы способны им предоставить, мистер Бранти? Стрелять вслепую по утрам из ружья над могилами? Мне об этом рассказывали в деревенских лавках. Расставлять повсюду ведра со святой водой? Так это практически ничего не дает.
Эмили смотрела на Керзона, но краем глаза наблюдала за отцом и видела, как его лицо над бесконечными витками шелкового шарфа на шее наливается кровью. «Святая вода? — думала она. — Да что же ей делать в англиканском доме? Ведра с водой… в каждой комнате и коридоре дома… Они стоят на случай пожара и, конечно же, не могут иметь другого назначения».
Страж не сводил глаз с Керзона и рычал уже хоть и негромко, но слышно.
— Совершенно ясно, — сухо сказал ее отец с гораздо более заметным, чем обычно, ирландским акцентом, — что предлог, который вы выбрали для этого визита, был обманным. Я определенно не хочу участвовать, особенно под лживым предлогом, в каких бы то ни было планах губертианцев, и… и поэтому я принимаю к сведению ваше мнение и желаю вам доброго дня.
Керзон наклонился, чтобы поднять со стоявшего у окна стула твидовую кепку. Он явно колебался, и Эмили подумала о том, как мог бы сложиться его разговор с отцом, не будь здесь ее.
Как бы там ни было, Керзон сказал лишь одну фразу:
— Мне остается молиться, чтобы не пришлось когда-нибудь убить ваших детей. — И пошел к двери, грубо оттолкнув Эмили и Шарлотту. Страж клацнул зубами, и Эмили услышала треск рвущейся ткани. Керзон пробормотал что-то невнятное, но, даже не оглянувшись, прошагал к парадной двери и вышел из дома.
Отец тяжело опустился в кресло.
— Ликантропы?.. — чуть слышно произнесла Шарлотта.
— Святая вода? — сказала Энн.
— Капля, — сказал, отмахнувшись, отец. — По одной в каждое ведро. Да, ликантропы — можете называть их вервольфами или просто оборотнями, как угодно, а местные зовут их гитрашами. Эмили, не взглянешь ли ты, куда он пошел? В деревню или в поля?
— Кто такие губертианцы? — спросила Энн, ну а Эмили уже выскочила в прихожую; за нею, не отставая ни на шаг, следовал Страж.
Выйдя на улицу, где гулял
