Почти идеальный мир - Лоран Гунель
Пограничник рукавом вытер вспотевший лоб:
– Столько лет работаю – никогда такого не видел…
– Слава богу, я жив и здоров. Вот смотрю на тебя и словно лечусь…
И Миотезоро положил руку пограничнику на плечо. Тот шарахнулся:
– Не трогай меня! И уходи наконец. Можешь ехать.
Миотезоро глубоко вздохнул:
– Но, вообще-то, как вспомню… это было даже трогательно… Ты бы видел, как мелкий такой парнишка тащил свою бабушку на руках и…
– Иди, говорю тебе.
– А его сестра тянула деда за ноги…
– Очисти территорию. Чтоб я тебя больше здесь не видел.
40
Большой телеэкран молчал, словно ему заткнули рот. Его поверхность усеяли крошечные пылинки – облепили ее, слетевшись на ничто. Кажется, этот экран выключили впервые.
Опираясь локтями на барную стойку, Эрик Рюссель вглядывался в стоявшую перед ним полупустую бутылку «Джека Дэниелса». Он сидел на этом табурете весь вечер и пил – чудо, что ему удается сохранять равновесие. К дьяволу мягкий диван! Нынче вечером у него не было ни малейшего желания расслабляться. Комфорт – это саван для души.
Честно говоря, сидеть на жестком табурете было больновато. Но не исключено, что именно эта боль и будила сознание.
Рядом с бутылкой виски перед Эриком стоял его ноутбук, подключенный ко всем дата-центрам на Северном полюсе. Экран заполняли окошки – трансляции со всех камер слежения из всех зон. Ничего увлекательного в этих огромных ангарах не было: все густо населены десятками тысяч серверов в серверных стойках, выстроенных безупречно, как знаменитая китайская «терракотовая армия». Изнутри ангары освещал голубоватый свет, ледяной, как взгляд серийного убийцы. Вот он, сейф с нашими персональными данными, мозг планеты, КГБ человечества, могильщик свободы.
Одна камера транслировала обстановку снаружи ангара. Там, поднимая снежные торнадо, бушевала метель. Термометр показывал минус сорок один градус.
Эрик бросил в стакан два кубика льда и сразу утопил их в виски. Кубики пошли ко дну, даже не треснув. Вся их индивидуальность безропотно растворилась в массе алкоголя, и они исчезли.
Эрик придвинул к себе клавиатуру и начал печатать.
Он терпеливо, один за другим, набирал все пароли, все коды доступа. И всякий раз жесткая система безопасности вынуждала его заявлять о себе, доказывать свою идентичность и заново набирать коды и пароли.
Во всех дата-центрах он производил одну и ту же операцию. Он всю жизнь терпеть не мог монотонную работу и обычно мигом делегировал ее кому-нибудь, но теперь, медленно и методично, снова и снова повторяя одну и ту же процедуру, он почти получал удовольствие.
И всякий раз проделывал один и тот же маневр: отключал всю сигнализацию. Систематически.
Терпеливо.
Ему понадобилось полчаса, чтобы развернуть программу, которая скоординирует операцию и запустится одновременно во всех дата-центрах. Если б его голову не туманил алкоголь, он бы справился минут за десять.
Разумеется, система его отследит. Его имя мелькает повсюду. Будет зарегистрировано и записано время каждой его операции… но это ненадолго.
Альцгеймер, вызванный коротким замыканием, – штука мощная.
Все было готово.
На Северном полюсе было 03:28.
Эрик закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Он ни о чем не жалел.
Потом распахнул глаза и запустил программу…
Камеры на экране показывали, как медленно, очень медленно открываются потолочные дымоуловители. Повсюду. Одновременно. Во всех дата-центрах…
Голубые огоньки серверов слабыми лучиками протыкали густой холодный воздух, который лениво заползал в ангары, точно неумолимый невод в глубины океана.
Тут и там в разверстые люки врывались порывы снежного ветра, и в ангарах беззвучно вспыхивали яркие синие фейерверки.
Не отрывая глаз от экрана, Эрик как завороженный следил за этим красочным зрелищем – разрушением того, что он всю жизнь преданно сохранял.
Первые сообщения об ошибках прилетели минут через двадцать. Потом все пошло очень быстро, и занавес упал.
Наши соболезнования.
Эрик взял стакан и отсалютовал в потолок:
– За свободу!
41
Давид вернулся после долгой прогулки на природе. Он жил здесь уже почти месяц, и у него было достаточно времени, чтобы открыть для себя этот остров, ландшафты его лесов, пустошей, лугов и зеленых холмов, его высокие белые дюны, которые тянулись вдоль морского берега, где соленые брызги взбивали и ворошили песок.
Природа здесь на удивление хорошо сохранилась, и встречались уголки, которых, похоже, и вовсе не касалась рука человека. Подобные места погружали Давида в глубокое и странное блаженство, какого он никогда не испытывал в элегантных садах во французском стиле, пока жил на Правильной территории.
– Природа примиряет нас с самими собой, – однажды сказала ему Эва, – потому что она – отражение нашей человечности: в ней тоже порядок смешан с хаосом. Она призывает нас спокойно принимать наши противоречия и хаос, который, несмотря ни на что, складывается в красоту. Гуляя на природе, любуясь ею, мы чувствуем глубоко в себе гармонию, и это побуждает нас искать ее во взаимоотношениях с другими. Люди, живущие близко к природе, обычно спокойны и уравновешены, и это не раз доказано.
Давид с Эвой стали парой – с тех пор еще не прошло и недели. Это случилось естественно, как будто само собой, без ухаживаний и выжиданий. Шли дни, и постепенно Давид понял, что Эва и есть женщина его жизни, хотя она совсем не отвечала критериям, которые предлагал алгоритм «Номеров». Давид и не думал, что сможет влюбиться в блондинку…
Что же касается Эвы… она призналась, что с первых секунд знала, что они будут вместе.
– Ну как можно угадывать такие вещи? – изумился Давид.
Она со смехом пожала плечами:
– Интуиция, само собой! Образ сложился у меня, как только ты появился на пороге нашего дома.
А потом она терпеливо ждала, стараясь не давить на него, не забегать вперед, позволяя его чувствам зародиться, вырасти и окрепнуть.
На новой территории Эмили понемногу приходила в себя, однако в основном проводила время одна на природе. После путешествия в гробу она стала побаиваться замкнутых пространств…
Миотезоро в конце концов тоже переехал за ними на остров. Правильные перенесли грандиозный сбой всех серверов, и общество оказалось парализовано: рухнула вся электронная торговля, супермаркеты больше не могли принимать платежи, банковские счета были уничтожены… В один миг остановилось все. Потерянные и голодные люди вдруг поняли, насколько зависели от системы, которая начисто лишила их самостоятельности. Долгие годы они подремывали в
