По воле чародея - Лилия Белая

Макар так увлёкся собственными размышлениями и порицаниями, что и не заметил, как уснула Настасья.

Минуло время, равное сгорающей лучине. Макар уж и сам собирался было прилечь на лавку, как вдруг входная дверь заскрипела. Настасья не шелохнулась, а хозяин дома настороженно приподнялся из-за стола, сурово было окликнул:

– Кого там ещё принесло?! Вот я вам задам… ох, пане…

Да, в хату нелёгкая принесла самого Вишнецкого. Дядя Макар поклонился господину, но тут же приложил палец к губам, мол тише, здесь отдыхают. Стоило Властошу увидеть мирно спящую на печи пленницу, лицо его переменилось. В зелёных глазах блеснул недобрый огонёк, рот скривился от злости. Едва сдерживал шляхтич потоки гнева, грозящего выплеснуться в любую секунду на сердобольного крестьянина. Макар озадачил колдуна ещё сильнее, когда расставил руки, не давая тому прохода и безмолвно одними губами что-то шептал.

Тишина сохранилась только потому, что Властош начал активно жестикулировать, и если бы можно было перевести его жесты и мимику, то это звучало бы примерно как: «Я не слишком доволен тем, что моя невольница отдыхает в рабочее время». Взмахи, жесты и переглядывания воспитателя с паном выглядели забавно со стороны, но дошли до такой степени, что Макар тихо показал Властошу, куда тому следует отправиться, и это были отнюдь не пределы хаты, скорее – окраины самой Славении.

– ДА Я!..

– Тише!

Чтобы не разбудить Настасью, им всё же пришлось выйти на улицу. Дверь за ними неслышно затворилась, будто была живая и понимала, каково это – высыпаться при абсолютной тишине. Оказавшись на улице, Властош выпрямился перед Макаром.

– Если бы не моя милостивая любовь к вам, дядюшка, я бы скинул девку с печи собственноручно, а вас приказал пороть за ослушание! В рабочее время не спят.

Пан сказал это негромко, без злобы, но твёрдо.

– А теперь послушай меня, мальчик, – с язвительной усмешкой обратился Макар ко Властошу, да ещё ткнул пальцем в грудь. – Ежели бы я не был твоим воспитателем и не любил тебя, как собственного внука, я назвал бы тебя сволочью и хорошенько врезал, не смотря на твой титул, ты уж прости!

Вишнецкий округлил глаза. Хотел что-то вымолвить, но смолчал. На дядьку-то рука не поднимется.

– Прости нас, окаянных, пан, что не всегда под твою дудку пляшем, но девочка сон, думается мне, заслужила. Ей можно подремать часок на печи. Почти всё поле выжали.

– Ну не всё, привирать мне не стоит, – протянул насмешливо чародей и, смягчившись, всё же снизошёл до похвалы: – Вы славно работаете, я доволен. И пшеница… Я, как раз, по этому поводу зашёл, – волшебник уже вернулся к реальности, обиды за резкие слова на Макара не держал. – Вы уже можете относить снопы в овин, мне там предстоит большая работа. А пока я буду отбирать злато, сожнёте пшеницу и сможете нормально зёрна выбить. И… мне сегодня нужен будет самый лучший петух, пирог Палаша уже испекла. Скоро Вересень настанет. Пора и жертву принести нашему другу.

– Да, знаю я всё это, пан, знаю. Каждый год одно и то же, я ж не новичок, всё сделаем. Давай-ка пока присядем, в ногах правды нет.

Наставник и его воспитанник присели на низенькую деревянную лавку, стоящую под оконцами белоглиняной хаты. Солнце золотило крестьянские мазанки и избы, поля, кромку леса, обрамляющую их, проливало медовую тягучую краску на виднеющийся с севера белокаменный господский дом. Было жарко, однако воспитатель и его ученик сидели под сенью крыши. Её тень и листва молодой яблоньки заботливо оберегали от палящих лучей.

– Ты сколько ещё девчонку будешь мучить? – спросил дедушка. На пана он не смотрел.

Ответ чародея обдал сырым холодом:

– Сколько надо, столько и буду. Она меня не жалела. Ничего страшного, жизнь в работе и на воде с хлебом только на пользу ей пойдёт. Вчера я спас её от нечистой силы, оказал ей невиданную честь, угостил ужином, позволил заночевать в гостиной перед камином! А она… разве заслужила? Я, правда, гляжу, некоторые из крестьян к ней уж о-очень добры…

– Ну-у, некоторые просто не дают девочке помереть с голоду или от отчаяния, – обронил дядя Макар. – Девочка потеряла мать, потом отца, заколдованного по чей-то милости в мыша, а затем лишилась и дома. После этого она должна испытывать к тебе хоть чуток уважения? Ответь мне, Власт.

Пан развёл руками:

– Мать её не я повесил. А касаемо старого мельника… Он сам виноват: наперекор мне пошёл. Просить прощения не собираюсь! У неё на картах было написано стать моей крепачкой и, возможно, помочь мне. Нас Судьба не зря свела. Вы сами знаете, кому я должен.

– Знаю. Но вряд ли Настасья тебе поможет в твоих планах. Она тебя ненавидит, – молвил Макар, вытирая пот с морщинистого лба. И следом выдал такое, отчего у Вишнецкого даже запершило в горле. – Отпусти ты девочку. Душа её свободолюбивая. Отпусти её. Расколдуй отца, и пусть заживут новой жизнью!

– Исключено, – резко ответил пан и встал со скамьи. Пора было завершать бессмысленный разговор. – Вам ли не знать почему? Двоих Искусников я уже похоронил. – «Причём по собственной глупости, но сделанного не воротишь», – подумал Властош и добавил: – Давайте, уважаемый преподаватель, вы не будете со мной спорить про то. Вы меня знаете. Если уж решил добиться цели, значит оно так и будет.

– Ну да, ну да, – прыснул дядя Макар, – упёртый, аки баран.

– Козерог, – с долей раздражения молвил Властош и притронулся к висящему на шее амулету в виде серебряной головы козла.

– Да, без разницы. Рога-то всё равно корявые!..

– Можете меня осуждать, да только я такой, как есть. Я пошёл в своего деда, или вы забыли?

Властош немного помолчал, наблюдая за реакцией воспитателя, но лицо того оставалось невозмутимо-спокойным. Когда-то, давным-давно, дядя Макар был самым пылким и красноречивым мужчиной на всё поселение, однако к старости эмоции его поугасли, затухли, точно угольки от некогда пылающего костра, и сил теперь оставалось лишь на ведение хозяйства.

Потому и спорить с Властошем он давно перестал, кажется, с того момента, как завершил его обучение математике и некоторым экономическим знаниям. Он хорошо помнил, как мальчик грозился изничтожить дядьку, когда вырастет, ведь Макар по приказу Криоша сёк его розгами за каждую неправильно решённую задачу. Но когда вырос, то понял: дядюшка сие делал не по своей воле и уж тем паче, не со зла. Уничтожить следовало другого человека, но пан не смог то ли потому, что родственная связь