По воле чародея - Лилия Белая
Довольный добычей, атаман приближается к распластанному на земле шляхтичу.
– Не смей! Тебя казнят, мразь! Я пан Сте…
Яцека бьют сапогом по лицу, расквашивая нос, и сдирают все перстни и кошели с золотом, какие у него только имеются.
– Иди-ка сюда, златокудрая, – подзывает Гришка к себе.
Настасья, всё ещё дрожащая и истощённая от первых пролитых волшебных сил, подходит к главарю шайки. Тот передаёт ей в руки дорогой и тяжёлый арбалет. Верно, украденный. Говорят, таким хорошо стрелять в лисов на охоте. Говорят, стрелы из арбалета используют помещики – те, что совсем обезумели, для стрельбы в закрепощённых крестьян, устраивая на них своеобразную «охоту». Как бы играя. Ради веселья.
– Заряжать умеешь? Ничо, помогу!
Настя покачивает головой, испуганно таращась на главаря разбойников. Что он ей предлагает?
– Целься, – приказывает Гришка, тонкими ручками девочки умело направляя арбалет на Яцека. – Вот так. За свою мать. Прямо ему в сердце.
Настя цепенеет, не может сделать ни одного движения.
– Я не…
Тогда вступается Мелинар.
– Отдай! – из рук Настасьи отец выхватывает оружие. – Не хочу, чтобы из-за этой паскуды мою ясоньку казнили!
– Нас всех казнят, добрый человек. Нешто, не понял? Когда-нибудь. Когда поймают.
Толпа отзывается горестным смехом. Мелинар не отвечает Гришке. Снедаемый отчаянием и злобой, заряжает арбалет и сам направляет его на Яцека. Шляхтич видит. Медленно приподнимается на локтях. Поражённо смотрит на того, с кем хотел жестоко расправится, кого хотел вздёрнуть пару минут назад. Протягивает руку, захлёбывается в крови и мольбе:
– Пан Млинар, проше! – от испуга с губ вместе с кровяными пузырями стекает западный диалект. – Ни робц тэго! Заплаче злотом, вшистко!
– На нашем говори, собака! – рявкает Гришка.
Дворянин кивает, отползает назад, лелея слабую надежду на побег. Но спина вскоре упирается в ствол дерева.
– Золотом заплачу, клянусь! Не надо… Умоляю, Мелинар…
Мелинар чуть опускает ослабевшую руку. Не сможет. Не получится у него. Как и у ягодки его. Не убийцы они, не злодеи.
– Мелинар, я прошу! Я отдам тебе всё!
– Супругу твою пущай воскресит, тады и побалакаем.
И мельнику хватает услышать верные слова, хватает бросить лишь один взгляд, увидеть тело изнасилованной и повешенной жены.
– Мелинар, ты же этого…
Щёлкает спусковой крючок. Стрела летит и в одну секунду пронзает сердце.
Спустя минуту или вечность Настасья крепко обнимает отца. Впервые убившего человека.
– Что нам теперь делать, тятя?.. – сквозь слёзы слышится тонкий голосок.
Ей отвечает атаман:
– Бежать. Как можно скорее и быстрее. Без всего. В невольные земли Славении, на юг, за Навжий лес. Бегите, добрые люди, и никогда не возвращайтесь в Зеверцы. И уж тем паче, на запад, к шляхтичам-чародеям. Эти гниды скоры на расправу.
– Арестуют нас, – сухо говорит Мелинар.
– Не заподозрят. Разбойники здесь мы, и мы убили помещика Стежевшского. А коль повяжут, так нам всем одна дорога – на эшафот. А у девки твоей чудо за несколько вёрст увидеть успели. Считай, и тебя спасла, и нас на подмогу позвала. Храни её как зеницу ока. Чародеям дворянского рода более на глаза не попадайтесь, они – шельмецы, и не на такое способны. И ещё… супругу свою похорони. Пока время есть. Пока время есть…
Пока время есть…
– ДОВОЛЬНО!.. ПРЕКРАТИТЕ!
Вишнецкий не успел ни досмотреть, ни дослушать. По воде резко ударила девичья ладонь. Изображение погасло. Властош изумлённо повернулся к всё ещё стоявшей рядом взрослой Настасье. Вот, что даровала её слеза. Целый рассказ.
– Не смейте больше смотреть! Это были мои воспоминания! Вы не имели права!
– Мы смотрели их вместе, – тихо произнёс волшебник.
Ему почудилось, что он потерял голос. Воспоминания Насти во многом помогли ему разобраться и добавили ровно столько же бесконечных новых вопросов.
– Так вот, отчего ты так боялась любого чародея…
– Не ваше дело.
– Вот, как расцвела твоя магическая сила…
– Зачем вы всё это смотрели?!
– Только для чего тому безумцу понадобилось убивать твою матушку?
– Хватит!
– Из-за твоего кулона или знака на запястье?
– Я не знаю!
Остаётся гадать, чем бы кончилась эта перепалка, если бы дверь кабинета не скрипнула, и в проёме не показалась русая голова Данилушки.
– Даня?.. – выдохнула Настасья
– Так ты врала мне, дескать мамка твоя пропала, – проговорил растерянно мальчик.
Чародей за шиворот втащил его в кабинет и процедил:
– А ты, значит, подслушивал под дверью?
Данилушка в эту секунду не боялся ничего на свете.
– Подслушивал, пан! Всё слышал! И про Искусников, и про матерей, и про воспоминания. Хоть прикажите высечь, а не извинюсь за своё поведение. Много узнал я, Настёнка!
– Данила, я просто не хотела тебе…
– Лгунья ты! Думал, ты мне все секреты открываешь, думал мы с тобой, как родные брат с сестрицей, а на деле вон как, не доверяла!
– Даня, родной, ты не…
Но Данилка не дослушал. Убежал, крепко захлопнув за собой дверь. Коридор и дворовые слуги услышали его плач. Настя окаменела. После вновь пережитых воспоминаний не осталось никаких чувств: ни злобы, ни раздражения, ни отчаяния. Ничего.
Властош устало присел на софу.
– Иди в поле, Настя, – произнёс тихо, без надрыва. – Иди работай.
Настасья посмотрела на Властоша стеклянным взором, сорвала с шеи звезду Единого, дав понять, что отрекается от Бога, что более не верит в него, и кинула под ноги колдуну.
Она вытерла последние слёзы, уже не волшебные, и ушла.
* * *
Хоть и успокоилась злость в душе чародея, в мыслях всё же сквозили ужас и понимание того, что могло бы случиться с ним самим. Настасья бы его убила. Она балансировала на грани, скользила по хрупкому льду Добра и Зла. Но она выдержала. Вот, поразительно! Властош ожидал иного. Хотя и сам сказал верные слова, чтобы себя спасти. Отчасти, это помогло.
Он верил в то, что одним лёгким движением клинка девчонка перережет эту тонкую нить, связывающую её с высшими светлыми силами. Волшебник и не думал рисковать собою, но кто ж знал, что пойдёт всё не так гладко, как планировалось. Однако нет. Настя справилась, не смогла убить, как тогда Яцека… а Вишнецкий получил её слезу, настоящую, не фальшивую. Испытание было пройдено честно.
Слезинки, хранящие воспоминания. О, как они ему помогли и как сильно всё запутали!
– Не безнадёжна ты, милая, – сказал с дрогнувшим смешком Вишнецкий, одной рукой держась за порез на шее, другой подбрасывая на ладони символ Единого, который девчушка
