По воле чародея - Лилия Белая
Настасья, утратившая былую дерзость и взаправду почуявшая угрозу, попятилась было к двери, но… произошло чудо, остановившее её и отрезвившее пана.
Слезинки Искусницы, в порыве гнева, вылитые в воду декоративного фонтана, засияли, осветив зелёные обои кабинета приятными золотистыми лучами. Раздался чистый звон, словно разом прозвенели сотни хрустальных бубенцов. Властош поражённо шагнул к бурлящему фонтану, прикрывая глаза рукой, чтобы не ослепнуть. Настасья молчаливо последовала за ним.
Всего несколько слезинок магическим образом пронзали воду золотыми нитями, создали в ней водоворот и показывали в сердцевине его движущиеся картинки. Вишнецкий зачарованно склонился над фонтаном. Настя опёрлась одной рукой на бортик. Раскрыв рот, Властош смотрел, как действует сила Искусницы, полученная риском, и ненароком сравнивал показ несвязанных между собой картинок с чудесным блюдцем Мары.
Слёзы, растворяясь в воде, рисовали сменяющиеся картинки живописных пейзажей Славении, показывали знакомых Настасье людей, рассказывали о прошлом.
Из воды приглушённо слышались голоса. Изображение, пронзённое золотыми нитями, предстало Властошу и Насте в виде чёрного хвойного леса. Там, в окружении дворянской знати, едва держалась на ногах оцепеневшая светловолосая девочка. Неподалёку избивали её отца. Властош окинул взглядом незнакомых ему холопов и их хозяина – богатого человека, восседающего на коне. Перевёл взор на женщину, качавшуюся в петле; всмотрелся в лицо бледной девчушки, которой не было и десяти лет, и с каждой секундой всё больше узнавал черты стоявшей подле него Искусницы.
Сама Настасья смотрела на происходящее в воде молча. Она точно позабыла, что рядом с ней находится Вишнецкий. Весь мир перестал для неё существовать. Она смотрела, не шевелясь, пристально, безмолвно, только голубые очи были широко распахнуты от ужаса, словно она ещё раз, как тогда, в отрочестве, переживала гибель матери.
– На том свете, матушка твоя, смотри, – западный акцент некоего пана режет уши.
Дворянин с усмешкой показывает на повешенную Светланью. Мелинар, пряча голову от ударов, сыплет проклятиями, вопит:
– Не трогай Настю, ублюдок! Будь ты проклят, Яцек! Отзови своих псов!
Но псы продолжают раздирать несчастного. Настасья содрогается, когда при первых слезах, её тянут за косу, кидают помещику под ноги.
– С ней так же, пан Стежевшский?
Яцек спешивается. Изящные пальцы хватают девочку за подбородок, запрокидывают голову, так, чтобы смотрела в лицо убийцы.
Настя поднимается с земли, шепчет слова молитвы. По щекам текут слёзы. Струятся невольно, без сильных рыданий, без криков. Ещё недостаточно больно. Ещё не осознала, что произошло.
– Папашу её, – Яцек кивком указывает на почти бездыханного Мелинара, – рядышком с супругой. На одном суку.
Мельника хватают под локти и ведут к дереву. Палачи умело сплетают новую петлю.
– Светланья оказалась обычной, пан Стежевшский. Кулон ничего не даёт, обыкновенная безделушка. Дочурка её – тоже без магии в сердце. Она бесполезна.
– Тогда поясните мне, отчего символ Сварга вены прожигает? – Кисть хрупкой девичей руки обнажают, и Яцек показывает своим подчинённым солнечный знак на запястье.
Настасья дрожит, не слышит их, не разбирает, не понимает. В голове стоит звон. Смутно, как в тумане видит она, как ведут на смерть её батюшку. Нет! Нет, она не должна этого допустить! В ней золотым ручьём течёт волшебство, никто не должен сомневаться!
– О пречудный Спаситель наш Единый… в р-руцах с-своих жизни наши держишь… – Настасья захлёбывается рыданиями, не может отвести взгляда от казнённой матери и от отца, на шею которого уже накинули верёвку. Пальцы девочки сжимают обережную куколку, они же касаются злополучного солнечного кулона, из-за которого и начались все беды.
– Сохрани живот чад твоих Мелинара и Анастасии… Верую во Един-ного Господа…
– Заткните её!
На сей раз, не тянут за волосы, а попросту ударяют по губам.
Настасья вздрогнула, точно почувствовала, как заново рассекли кожу. Но Вишнецкий к ней даже не прикоснулся. Он продолжал зачарованно смотреть. И невозможно было прочесть его чувства.
– Никто не поможет, дитя, – смеётся остро, словно лёд под ногами ломают, пан Стежевшский. – Такова твоя доля. Радуйся, тебя ждёт участь не как у родичей. Себе возьму. Подрастёшь немножко и будешь меня развлекать. Светланья, мамочка твоя, была не прочь со мной позабавиться ради богатства.
– ЛЖЕЦ! – восклицает Мелинар, в последние секунды оживший и понявший, что его ведут навстречу смерти. Навстречу его лебёдушке. Он пытается сопротивляться, но тщетно. Гайдуки удерживают мёртвой хваткой.
– Пощадите отца… Прошу…
– Вздёрните мельника шибко! А ты, куколка пустоголовая, умолкни! – Яцек отпихивает девочку в сторону.
Настасья падает, смотрит на мёртвую мать, осознает, что сейчас точно так же помещик поступит и с её отцом. Её мать мертва. Мертва! Убита! Несправедливо!
У тебя немного времени, дитя. Всего миг, чтобы успеть спасти близкого. Солнечная девчушка, распластавшись на грязной земле, содрогается в рыданиях, закрывает лицо руками, чувствует бегущую по жилам кровь и… нечто горячее, волшебное…
Магия. Она рождается. Она желает свободы.
Одна секунда. Из глаз капают слёзы.
Вторая. Из горла раздаётся крик. Истошный. Пронзительный. Звонкий.
Третья. Из тела, через кончики пальцев и раскрытые ладони вырываются острые солнечные лучи, настолько яркие, что ослепляют на мгновение Лешего и все его владения.
Юная Искусница кричит во всю силу, и в крике её слышится боль. Из тела с бешеной скоростью летят золотые стрелы, сшибая на пути своём всех недругов, ударяя невидимым копьём в грудь Яцека, вырывая Мелинара из вражьей хватки, колыша верхушки елей и заставляя голосить всех небесных птиц разом.
Настя кричит от ужасной боли. Не от той, что разрывает изнутри жилы, но от душевной, которая не сравнима ни с одной самой изощрённой пыткой на свете. Магия льётся. Магия не прекращается. Магия всегда рождалась в эмоциях.
И только когда голос затихает, угасает солнечный залп, слышится ржание коней и свист стрел. На поляну из тени деревьев въезжают люди. Грязные, оборванные, но уверенные в себе, наводящие ужас. Несколько мгновений. Даже пан Стежевшский, валяющийся на земле, не успевает опомниться, а его люди уже почти перебиты. Льётся кровь, грохочет хохот. Настасья рвётся к отцу, спасённому её чудом. Они, прижимаясь друг к другу, видят жестокость напавшей разбойничьей шайки, но не спешат убегать. Судьба будто нарочно послала этих бандитов в чащу леса на подмогу. Без разбора и пощады разбойники режут глотки панским слугам. Стрелы пронзают сердца. Когда всё заканчивается, и в живых остаётся только раненный магией пан Стежевшский, атаман бандитов, помогает подняться девочке и её отцу.
– Кто ты, добрый человек? – задаёт Настасья первый пришедший на ум вопрос.
Атаман усмехается, обнажая выбитые в ходе многих драк, зубы.
– Гришкой кличут. Может и добрый, дитя, да недоброй волей разбойником
