По воле чародея - Лилия Белая
Неподалёку кричит Мелинар. Рвёт горло, сыпет проклятиями, пытается вырваться из цепких рук панских слуг, но тщетно. И только духи Навжьего леса, становятся свидетелями безумства некоего пана, незаконно навестившего вольную деревеньку.
– Ма…м-ма… – лепет прорывается сквозь слёзы.
Сейчас дойдёт очередь и до отца. Аспиду ничего не будет, хоть он и нарушил государственный закон.
– Проклят будь, тварь! За Светланью Единый покарает тебя! Не тронь дочку! Убью!
За такой возглас Мелинар мгновенно расплачивается, и через миг уже лежит избитый, у ног шляхтича.
Настя оцепенело стоит, точно приросшая к земле и читает заученную молитву:
– О пре… пречудный Спаситель наш Единый… в р-руцах с-своих жизни наши держишь… – она запинается, не может отвести взгляда от казнённой. Пальцы сжимают в кармане обережную куколку, пальцы касаются солнечного кулона, языческого символа, но никак не Единоверного. – Сохрани живот чад твоих Мелинара и Анастасии… Верую во Един-ного Господа…
– Заткните её!
Один из послужильцев-холопов с силой тянет девчушку за косу, а затем бьёт по губам.
Настя вскрикивает и умолкает. Её убьют… Как матушку. Господь не слышит. Может, услышит нечистая сила? В кого ты веришь, девочка? Определись.
Сон начинает таять. Взрослая Настя сама пытается проснуться как можно скорее. Во тьме глухой чащобы она успевает заметить Лешего. Лесного Сударя, злобно сверкающего красными глазами. Он поможет. Он накажет убийцу матери…
– Не оставляй меня, мама… – молит тихо, пусть и понимает, что словами чуда не сотворит.
О каком добром волшебстве, о каких сказках может идти речь в жестоком сумасшедшем мире?
– Нет… Нет, мама…
* * *
– Мама! Не оставляй меня! Мама…
– Замолчи же! Просыпайся!
Суровый голос окончательно разрушил картину страшного сна. Из запутанных волос кто-то резко выдернул гребень. Кошмар разбился словно зеркало.
Голова мигом потяжелела. Настасья, распахнув глаза, осторожно приподнялась на локтях. От нахлынувшей усталости перед взором плыли разноцветные пятна, и всё ещё виделась висельная верёвка. Настя тяжело задышала. В ушах стоял звон, угасало эхо ледяного смеха.
Вокруг было тихо, сумрачно, зрение никак не могло проясниться. Настасья сумела разглядеть очертание малахитовой комнаты, обставленной дорогой мебелью из красного дерева. Свет не смел проникать сквозь плотно задёрнутые атласные занавеси на больших окнах. Внимание девочки привлёк громадный шкаф около окна: помимо книг, в нём находились подписанные пузырьки с жидкостями, засушенные травы, цветы, бабочки, какие-то колбы и книги. Настасью начало подташнивать. Горло пересохло, в желудке чувствовалась пустота, и наконец, осознание последних событий дало ей понять, что она точно жива. Если бы она посмотрела назад, то смогла бы разглядеть письменный стол, декоративный неработающий фонтанчик, зачем-то здесь стоящий, и… самого чародея.
– Хорошо спалось, милая? – раздалось за спиной.
Настю пробрал озноб.
Властош обошёл её, опустился рядом на край софы, поигрывая деревянным гребешком.
– Гребень феи… Вам, всё же, удалось, – Настасья понимающе закивала, вспоминая последние события в лесу, медведя и лешачка.
Она боялась посмотреть на колдуна, увидеть его лицо, перекошенное кривой улыбкой, тревожилась взглянуть в зелёные лисьи глаза и страшилась спросить, где сейчас находится. Хотя, прекрасно понимала. Тоска по дому сдавила ей грудь. По дому, которого больше не было. Что же, несмотря на все их попытки сбежать, пан чародей победил.
– Не люблю, когда во мне сомневаются и перечат, Анастасия, – произнёс Властош.
– Где мы? – девушка продолжала осматриваться. – Где Данилушка?
– У меня дома, в поместье, откуда не сбежать. Насчёт хлопца не переживай: жив-здоров, накормлен, напоен. У крестьян он, в хате отсыпается. Или ты думаешь, я спас его от медведя, чтобы потом сразу уморить?
Настасья села, пригладила волосы непослушными после колдовского сна пальцами.
– Вы сделали это ради своей выгоды. – сказала она. – Вы всё делаете только ради себя. Неужели, у вас нет сердца? – слетел с уст девчушки горький вопрос.
– Я – козерог, дорогая. Я родился зимой, и сердце моё замёрзло сразу. – Вишнецкий встал, подошёл к столешнице и, выдвинув шуфлядку, достал оттуда красивый, но тяжёлый кулон. Властош повесил его себе на шею. Серебряный амулет выполнили в форме головы козла, на морде которого кровавыми каплями-рубинами светились глаза. – Да и, к слову, у козерогов нет сердец, – добавил он с усмешкой. – Так что не думай вызвать у меня жалость, не получится.
Она и не думала, она и не надеялась. Теперь её надежда почивает в гробу.
– Вы знаете о знаках зодиака? Знаете астрологию? – спросила Настя без интереса, чтобы потянуть время: ей казалось, пока она говорит, Вишнецкий не причинит ей зла.
Астрология… Она вспомнила, где могла слышать это слово. Когда-то читала в сказках о звёздной науке, но познавать её не желала. Бесовские, противные Единому знания принадлежали язычникам-чародеям, но никак не верующим людям.
– Да, знаю, – будто нехотя ответил пан. – Образование мне дали недурное. Чародейской знати положено изучать неизведанное, в том и прелесть нашего ремесла. С детства я прочёл много книг. И это были не сказки, – язвительно подчеркнул он последнее слово, а затем отчего-то добавил: – Приодеть тебя надо и волосы в порядок привести. Негоже моей крепостной так по имению расхаживать.
– Какая забота, – процедила Настя сквозь зубы.
Вишнецкий широко, даже очаровательно улыбнулся:
– Стараюсь! У меня каждый человек ценен. Даже такая ошибка природы, как ты! Развивать твой солнечный дар – сейчас самое главное. Меня радует то, что учёбу мы начнём не сразу. До дня, в который ты мне сослужишь хорошую службу, ещё есть время, потому и проучить тебя я успею. Я воспитаю тебя и приучу работать. Словом, постараюсь сделать всё то, что папаша-мельник не смог.
– Ох, и как же вы меня воспитывать собрались?!
Вместо ответа Настя внезапно услышала свистящие звуки и пронзительные крики, доносящиеся с улицы.
Предчувствуя нехорошее, девушка рванулась к окну и распахнула шторы. За стеклом её взору открылась неприятная картина: во дворе усадьбы уже знакомый ей персонаж в вороньем плаще, не без удовольствия, порол привязанного к деревянному столбу молодого слугу. Даже издали Настя видела, как сильно окрасилась кровью спина холопа от бесконечных ударов. Слова застряли у Насти в горле. Глаза обожгли едкие слёзы.
– Вы… – она медленно повернулась к пану, безучастно смотрящему на экзекуцию. – Как вы можете…
– Могу, – спокойно ответил тот. – Он получает по заслугам.
– Какие же вы, шляхтичи – мерзавцы! – вырвалось у девушки.
– Не берись судить, пока не знаешь всех деталей. – Вишнецкий заслонил собой окно, задёрнул шторы, внимательно посмотрел на Настасью и молвил: – Ты не знаешь, как здесь может быть уютно, если покорно мне подчиняться. За добротную работу могу поощрить. Но коль совершил ошибку
