По воле чародея - Лилия Белая

– Парадокс, – пожал плечами пан.

Данилка не понял этого заморского слова.

– Очередная сказочка, – объяснил Властош более просто.

– Стелла – илантийская куррва! – внёс свою лепту доселе помалкивающий Каркрас.

Властош гаркнул на него:

– Не ругайся при ребёнке, обёртыш! – Но сам улыбнулся и добавил, подмигнув Данилке: – Хотя я согласен с пернатым. Ох, знакомые места. Что ж, мы почти доехали до границы, до волшебного купола.

– Купола?

– Это магическая стена, ограждающая мои земли от Чернолесья. За стеной процветает моё «государство», и начинается настоящая жизнь. Совершенно обычная, даже несмотря на то, что у крестьян помещик – настоящий чародей. Поверь, всё по старым добрым законам. У меня своя работа, у слуг и работников – своя. Можешь считать, что тебя скоро примет новая большая семья. Но как в любой семье, у нас существуют определённые правила. За примерное поведение могу поощрять, ну, а ежели пана чем-то расстраивают, приходится обходиться построже, – господин Вишнецкий глянул на мальчика исподлобья.

Данилушка поймал этот взгляд и сразу всё понял. Права голоса он не имеет никакого. Теперь он – такой же крепостной, как и его названая сестра. А Властош церемониться сильно не станет. В любой «семье» барин применяет кнут и пряник. Да только сладости зубы портят, а лечить дорого. Кнут же – вещь нужная и полезная. И уму-разуму научит ленивых чад, и спина – не зубы: тратиться не надо, заживает быстро. Данилушка убедился в своих догадках, когда перевёл взгляд на Каркраса. Оборотень периодически разминал грубые руки, и возникало ощущение, будто ворон сильно скучает по тяжести нагайки в ладонях. Данилка невольно коснулся локтя, потёр его.

– Что же ты умолк, Даниил Некмирович? – уточнил пан холодным хозяйским тоном и подал мальчику дудочку. – Играй на своей жалейке, играй, да погромче, нечисть на тебя жадно смотрит.

Данилка осторожно принял дудку и заметил, как Властош мельком взглянул на шрам, оставленный на руке мальчика пастушеским кнутом покойного отца.

– Батька или прежний хозяин? – спросил пан, указывая Данилке на след тяжкого прошлого.

– Не было у нас хозяев, мы же вольные, – напомнил Данилка и неохотно признался: – Батька. – Он взялся играть на дудочке, надеясь, что больше Властош ни о чём не спросит.

Но Властош спросил:

– Мать тоже бил?..

Данилушка слабо кивнул. На глазах его выступили слёзы, но играть он не прекращал, старался выглядеть смело. Чародей до крови впился ногтями себе в ладонь. И наступило молчание.

… Наконец откуда-то издали, сквозь тени крючковатых деревьев заструился едва видимый свет.

Данилушка всмотрелся вперёд. Призрачной искрящейся стеной свет взмывался ввысь и, казалось, не имел ни конца ни края.

– Поразительно! – выдохнул Данилка, огромными глазами уставившись на сияющую полупрозрачную стену. Впервые он мог видеть настоящее колдовство!

Мальчонка проследил за паном. Тот слез с повозки, приблизился к барьеру и положил на заслон ладонь. Настроившись, чародей закрыл глаза и прошептал мелодичное заклинание на древне-славенском. Спустя мгновение по стене, точно по стеклу пробежали трещины. Одно мгновение, и возник проход, напоминающий арку.

– Я почти дома, – сказал Властош и уселся в повозку.

Путники переехали порог волшебного барьера. Магическая брешь позади них сомкнулась обратно. Светящаяся арка пропала и…

Выход закрылся.

…Данилка не прекращал дивиться. Чем дальше они отъезжали от границы, отмеченной волшебной стеной, тем сильнее оживал лес. Ясноокая природа раскрашивала пейзажи: теперь оголённые деревья по-царски принаряжались в пышные кроны, нечисть уже не встречалась на пути, а солнечный свет вновь играл с листьями дубов и вязов.

Данилка многократно оглядывался назад, но купола уже не видел. Мальчик с любопытством глазел по сторонам, пытаясь углядеть хоть немного волшебства, но кроме мелких зверушек, снующих туда-сюда по тропинкам, ничего не замечал. Птицы щебетали, словно переговариваясь друг с другом. Всё напоминало родные земли. Августовское тепло ласково целовало русую макушку.

– Стрранно дюже, что ушастый оборротень нас не встрречает, – проронил вдруг Каркрас.

Властош и сам напряжённо озирался, выискивая взглядом кого-то.

– Видать, в моём имении всё настолько плохо, что даже Степан решил не бить мне челом, а побежал докладывать крестьянам, – пан невесело усмехнулся. – Почуял, похоже, когда ещё до купола не доехали.

Даже Данилушка прекратил играть, с интересом вслушиваясь в разговор. О каком оборотне они вели речь? Что ещё за Степан?

– Пррохлаждались поди рработнички твои! – точно выплюнул слова Каркрас.

– Интересно, где же был в это время ты, любезный друг? – поинтересовался Вишнецкий. – Люди по твоей плети соскучились, а ты в Навжьем лесу с моим посохом прогуливался! Колдовать пробовал? Забыл, что тебе не дано. Дармоед!

Каркрас ничего не сказал. Нахмурившись, хлестнул Дамана, подгоняя. Птицы прекратили петь. Лес будто застыл в напряжении, пропуская путников.

– Отчего играть прекратил, мальчишка? – услыхал Данилка ледяной голос. Властош злился. – Я, кажется, не велел останавливаться! Играй, пока не доедем до села. Живо!

Данилка без лишних слов взял жалейку и принялся в неё дудеть, разливая по лесу грустную мелодию. Мальчик был уверен: скоро его и сестрицу, как пить дать, заставят плясать.

* * *

Повозку, чёрной точкой, выползающую из леса, приметила Заринка, маленькая девочка, которая возвращалась из чащи с лукошком, наполненным ягодами.

– Вишнецкий едет! – выдохнула она, ахнув.

Подол разноцветной понёвы полетел за ней следом, когда она рванула в сторону села.

– Батько, мамка! – верещала она, босая, мчась к хате. – Вишнецкий едет! Пан едет! Наш пан вернулся!

На крыльцо выбежали родители, встревоженные и испуганные. Недолго думая, они взяли серпы и, наказав дочке оставаться дома, быстрым шагом направились к полю. Заринка же не послушалась совета и побежала оповещать остальных, тонко голося нараспев:

– Вишнецкий едет! Вишнецкий едет!

Над землями Властоша сочилось медовое утро, согревая поздним летним теплом спины трудящихся на маленьких наделах работников. Люди распространяли новость, наперебой рассказывая о прибытии господина.

Среди деревьев, ломившихся от наливных яблок, то тут, то там проглядывали белые постройки с соломенными крышами. Ближе к северо-западу они сменялись деревянными избами. То были многочисленные крестьянские дворы. Отовсюду веяло свежестью. В воздухе слышались ароматы выпечки, молока, ягод; доносился запах леса и пшеницы. Раздавалось мычание коров, блеяние коз, хрюканье поросят; слышался детский смех. Громко, насыщенно бурлила жизнь – как в селе, так и в усадьбе, до коей, правда, новость ещё долететь не успела. Вотчина Вишнецкого, скрытая невидимым куполом, и впрямь походила на собственное, отделённое от всей остальной Славении государство.

Славения всегда считалась одной из самых больших стран мира. И крестьяне Властоша происходили из разных губерний и волостей, разных народов, берущих начало ещё