По воле чародея - Лилия Белая
Хоть шляхетские семьи тоже платили дань государю, кто чем может, всё же основная доля налога ложилась на плечи Вишнецкого. Таков был договор мира между волшебниками и людской властью. Сроки ныне поджимали. И судя по картине, какую видел сейчас пан, его крестьяне сжали лишь малую долю.
– Разленились без твоей нагайки, Каркрас, – заметил помещик, прищурено вглядываясь вперёд. – Две седмицы не было меня, две, – качал он головой, облизывая пересохшие от жары губы. На солнце сверкали серпы, слышались народные напевы. Среди бесконечного золота мельтешили белоснежные силуэты – то были крепостные люди. – Какие хитрецы, предупредить их успели… Работы предстоит непочатый край, надеюсь, не подведёшь и проучишь их хорошенько.
– Не подведу, Властош, ты ж меня знаешь, хе-хе, не подведу! – ворон-оборотень почти божился.
Данилка помрачнел, услышав мерзкий смешок Каркраса.
– Вишнецкий едет!
От звонкого восклицания вздрогнули и Властош, и Данилка. Вдоль поля по тропинке бежала босоногая девчушка лет шести, стремясь предупредить всех.
Данилка с любопытством выглянул из-за мешков с сеном, силясь разглядеть одну из невольных господина. Девочка, одетая в пёструю понёву и вышиванку, мчалась так быстро, что русые кудряшки летели за ней как крылья. По обычаям родичей Заринке можно было носить распущенные волосы, украшая их венком с лентами, так как косу плести было рано – плетение кос означало вступление в возраст невесты. Встретившись взглядом с Данилкой, она вдруг остановилась, а затем испуганно посмотрела на Каркраса. Данилушка замахал ей руками, пытаясь дать знак, чтобы бежала, но Заринка не успела или не поняла намёков. Позади неё возвысилась, перекрывая солнце, тёмная фигура.
– Уже приехал, – прошуршал чёрным шёлком панский голос.
Заринка обернулась, но даже не успела поклониться: чародей подхватил дитё на руки, будто пушинку.
– Ну привет, цыплёнок, – он по-хозяйски улыбнулся, одаривая девочку с одной стороны таким любящим отцовским взглядом, а с другой – порицающим, хозяйским. – Чего не смотришь мне в очи? Боишься, аль видеть не рада пана своего?
Заринка подняла чистые лазурные глаза. Поджала губы, не зная, как лучше ответить. Родичи с рождения учили отвечать панам только по надобности и скрывать истинные чувства. Но ребёнок – существо хрупкое, сотканное из добра и доверия. Разве может чадо в таком возрасте держать себя в узде?
– Рада, пане… – лепет сменился вопросом, откуда у Властоша Ладовича появились царапины на лице.
Данилка увидел настоящий испуг за господина, отразившийся на милом румяном личике.
– Медвежонка повстречал, но оказался сильнее его. Он был большой, бурый. Но я справился с ним. А справились ли вы с моим велением? Две седмицы прошли без работы, смотрю, все отвыкли. Непорядок… Праздники, вроде, столько не длятся.
– Нет-нет, – тотчас замотала головой Заринка, испугавшись, что достанется её родителям. – Нет, маменька и батюшка работали, они вышивали…
– Вышивали, ну конечно… – Властош закивал, поджимая губы от плохо сдерживаемого смеха. – Ах, какая прелесть! Но вышивают, голубка моя, когда время свободное. Я вернулся, а поле не жато, пшеница не собрана, – волшебник изобразил печаль.
К нему поспешно подходили крестьяне. Многих встревожило появление Каркраса, а те, что поумнее, настороженно следили за чародеем да заинтересованно глазели на спящую колдовским сном златокудрую девушку в повозке и мальчика рядом с ней.
– Обидно будет, если мне придётся сегодня кого-то наказывать, – вздохнул Властош, опустил девочку на землю и сурово взглянул на Карпо и Ганну, её родителей.
– Да осветят Славья и Сварг ваши путь-дороги, господин, – будучи верующей в Единого, Ганне всегда было трудно проговаривать языческие поговорки в знак уважения к пану.
Карпо поклонился пану в пояс, смолчал и сурово зыркнул на дочку. Говорил же отец – из дома не выходить!
Властош на приветствие не ответил.
– Они не виноваты, пане! – Заринка, заметив его почерневший взор, ухватила руку Вишнецкого и поцеловала тыльную сторону. – Пред ликом Единого кажу, не виноваты!
Властош перевёл взгляд на девочку и, тепло улыбнувшись, погладил её по голове.
Затем достал из сумы леденец на палочке, купленный в Славенске и протянул Заринке. Глазки девочки загорелись.
– Ой! Настоящий?.. Прямо с базара? – поразилась она, удивлённо засмеявшись. Данилка и сам не сдержал улыбки, глядя на крестьянку.
– А как ты думала? Самый что ни на есть настоящий, с базара из столицы, – ласково повторил пан, поглаживая Заринку по мягким кудрям.
И сколь ласково смотрел он на ребёнка, столь же яростно прожигал взором взрослых людей.
Крестьяне не могли правдиво объяснить причину, почему пшеница была не сжата. Кусая до крови губы, Властош велел отвести детей по домам. Заринка, с любопытством глянув на Данилку в последний раз, ушла, ведомая за руки родителями. Те журили её, что не осталась дома, когда просили. Вместе с Карпо и Ганной покинуло поле ещё несколько семей с детьми. Оставшиеся четыре дюжины человек поочерёдно кланялись и приветствовали прибывшего домой господина.
Властош с толикой некоего наслаждения взирал на своих людей. Среди золота слепили ему глаза чистейшие льняные рубахи и только по багряно-чёрным орнаментам можно было узнать среди белизны силуэты его крестьян. Один за другим они приближались, кланялись в пояс, искали себе оправдание. Каркрас поравнялся с Властошем. Оборотень гордо вздёрнул подбородок и нетерпеливо потирал руки. Без тяжести нагайки в ладонях ему было трудно спокойно устоять на месте.
Между тем одна из селянок подала господину свежеиспечённый хлеб. Властош попробовал, поморщился.
– Пересолила, Оксана.
Та промолчала. Про себя возрадовалась, что каравай всё-таки достанется не пану, а Олеше. После неё к Властошу Ладовичу подошёл старик в длинной холщовой рубахе. Колдун сдержанно ему улыбнулся и обнял, желая здравия. Старый дядя Макар, воспитывавший и обучавший внука Криоша грамоте, давно заменил ему и умершего отца, и живого деда.
– С возвращением, – проговорил Макар в бороду голосом горячим, как тающий воск. Властош на виду у всех поцеловал сморщенную руку воспитателя – явление для ясновельможного шляхтича весьма редкое.
– Дядя, вы же всему голова здесь. Что ж не уследили? Я ведь приказал начать жатву, ещё когда уезжал, – стараясь сохранить голос ровным, проговорил чародей.
Макар опустил седую голову так, что длинные волнистые волосы упали ему на грудь.
– Не серчай на меня, хоть и виновен. А коль гневаешься – прикажи высечь, но
