Догоняя рассвет - Рэдрик Нанн
Улыбка на лице Лироя давно померкла, он слушал Рэна с напряженным вниманием, замерев на месте от потрясения. Зеркала Веноны – известное одному Лирою орудие ведьмы – полностью убедило его в правде рассказа Рэндалла, или как бы тот ни называл сам себя.
– И вот, пройдя через бесчисленное множество зеркал, я оказался здесь, в этом году и этой реальности. Признаюсь, я был очень напуган, и все, чего мне хотелось, – вернуться домой. Но во дворце меня не узнали. Я представился именем, которое ты дал мне, и решил, что сойти за ближайшего родственника вернее всего, все же наше с тобой сходство неоспоримо.
По сложению Рэн выглядел старше Лироя, а такие изменения, как бритая голова, наличие бороды и в целом облик бывалого бандита не позволяли с первого взгляда заметить идентичность их лиц. Даже одинаковые голубые глаза смотрели по-разному, – взгляд Лироя, не знавшего ни долгого заточения, ни картин своей судьбы в зеркалах, искрился мальчишеским задором и печалился с болью, которую могло испытывать лишь молодое сердце, открытое любви и уязвимое к предательству. Взгляд Рэна веселился и тосковал иначе, без отблесков ярких переживаний, через призму иного опыта и иной, разбойной жизни.
Все, чем поделился Рэндалл, а в сущности – зазеркальный Лирой, не укладывалось в сознании.
– Так ты – это я?
– Только с иной судьбой. В мире моего зеркала я был приговорен к тюремному заключению пожизненно.
– И ты знаешь мое прошлое? – все так же несмело продолжал говорить Лирой, мысленно упрекая самого себя за то, что все еще поддерживал эту безумную беседу.
– Очень сумрачно, словно я пронес воспоминания через века. Что-то растерял в своем путешествии. Но они по-прежнему принадлежат мне.
– И ты… чувствуешь то же, что и я?
– Имеешь в виду, влюблен ли я в Амари? – за весь этот нелегкий диалог Рэндалл впервые позволил себе улыбку. – Я бы никогда к твоей девушке не притронулся. Хотя сразу узнал ее, как только увидел. Она была в зеркалах.
Лирой разочарованно опустил голову. Излишняя осторожность Рэна в хранении своего главного секрета задевала и воспринималась даже как-то оскорбительно.
– Об этом не стоило молчать.
– Я боялся. Знал, что поверить в такое невозможно. Я и сам бы не поверил, а я – это ты, – голос Рэндалла снизился почти до хриплого шепота. – Поделился лишь с Рю, чтобы заверить его, что я тебе не враг и буду рядом, какие бы испытания ни выпали на нашу долю…
Прозвучавшее имя брата ошарашило Лироя, как внезапный удар камнем по голове.
– Что? – ошеломленно проронил он. Казалось, что собственный голос доносился откуда-то со стороны. – Ты рассказал все Рю, но не смог довериться мне? Вы оба все знали?
Какую бы вину теперь ни изображал Рэн, в его лице Лирой читал гнусное предательство, настоящую измену. Сердце преисполнилось гневом – даже для зазеркального Лироя Рю стал надежнее прообраза.
– Ему важно было знать, что ты не один…
– Он назвал меня нелепой насмешкой природы! – в ярости воскликнул Лирой. – Ему плевать! Почему я вообще должен это слушать?
Ослепленный бешенством, он ринулся из комнаты. В груди клокотала бесконечная злоба, тело налилось жаром адского пламени, застилая рассудок. Рэндалл пытался догнать, что-то кричал вслед Лирою, но все застелила собою алая мгла.
– Как ты мог лгать мне? – резко развернулся к нему Лирой, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на Рэна с горящими кулаками. – Как ты вообще мог скрывать от меня такое? У меня остался единственный человек, которому я мог доверять, но оказалось… ты… я… – он не понимал уже, о ком говорил.
Лирой покидал Иристэд в состоянии душевной разбитости. Он больше не мог оставаться в запутанных сетях интриг. Окруженный предателями. В беспрестанном презрении.
Он был отринут братьями, возлюбленной и даже самим собой в лице Рэндалла.
* * *
Лирой одичал. Перебиваясь с хлеба на кровь животных, он ослаб и побледнел еще более. Много сил он тратил бесплодно на неугасимую боль души, на жалость к себе, на досадное чувство собственной неполноценности, ведь жизнь могла быть полна счастья, не обрати судьба Лироя в вампирского урода.
Вскоре устав от голода и преследуемого всюду отчаянья, он распалился бессильным гневом и впервые за долгие годы вонзил клыки в человека, встав на путь нравственного падения вопреки склонности сдерживать жажду. Охотничий инстинкт взял верх – Лирой пил кровь убитого на тракте скитальца, приходил в блаженное беспамятство от полноты насыщения и все никак не мог взять в голову, почему отказывал себе в желании поддаться истинной природе демона.
Его глаза затянула чернота и отступила только с чувством сытости.
Вернувшись на постоялый двор, где Лирой оставался ночевать, как человек, привыкший к мягким подушкам и теплой постели, он присоединился к столу знатных имперцев, державших свой путь до Атроса, и заиграл с ними в кости, поставив на кон три золотых. Коротая вечер в веселости и хмеле, Лирой с азартом подхватывал их состязание круг за кругом, то умножая выигрыш, то претерпевая полное фиаско до последней монеты. А потому он не сразу заметил, как из темного угла зала за ним пристально наблюдал мужчина с мерцавшими золотом локонами.
Заметив на себе взгляд Лироя, Оберон приподнял подбородок и слегка улыбнулся, обрадованный обнаружению. Смех, выпивка, игра – все замелькало позади, как наваждение.
Некогда близкие друзья встретились снова.
– Что ты здесь делаешь? – зашипел Лирой, сурово нахмуривая брови. – Еще и так далеко от убежища.
– Слежу за тем, как ты справляешься, – беспечно ответил ему Оберон. Мягкий, ласковый и вместе с тем соблазнительный голос вампира растекался рекой горячего меда.
– Выглядишь неважно, – отметил Лирой с презрительной усмешкой.
Оберон посерел. Казалось, с последней встречи он уменьшился и не горел былыми силой, уверенностью, огнем сопротивления. Но это ничуть не умаляло его красоты – вампир дразнил и распалял воображение смертных женщин, своим пленительным очарованием, изящностью манер, неспешными движениями существа, которого время не гнало.
– Признаться, когда я лишился части клана, это всерьез подкосило меня, но после я только утвердился в намерении забрать каждую
