По воле чародея - Лилия Белая
– Так, я чё-то не понял, Властош, – прервал рассуждения ворон. – Чё в ней такого сказочного, что ты так тррясёшься?
Властош не ответил прямо, лишь молвил, глядя в ночь пустым взором:
– Неважно, но проучу я её за все выкрутасы хорошенько. Дабы неповадно было сбегать больше! Всё-таки по документу она… моя крепостная.
Властош с улыбкой развёл руками.
– О-о, так вот чё ты уехал на парру седмиц из имения: подбирать новых рработничков! Хе-хе, поздрравляю с новой покупкой!
– Угу, спасибо. Только эта девчонка мне дорого обошлась. Ну, чего ты зенки вылупил?! Оборачивайся!
– Вместе полетим?
– Не люблю, обращение в кречета отнимет много сил. Ты по небу вороном, я по земле – лисом. Что ты не увидишь, то я учую. Живо!
Каркрас спорить не стал. Обернулся птицей и взмыл чёрным пятном в небосвод. Властош взял лежащий на повозке кинжал.
– Жди меня, Даманушка, я скоро вернусь, – сказал Вишнецкий коню, и тот всхрапнул, понимающе кивая.
Мгновение чародей оглядывал лезвие. Затем зашептал заклинание на нынешнем славенском языке:
– В землю нож, по полю дрожь. Стану к Господу спиной, побегу лихой тропой! – И резко бросил кинжал вниз. Он вонзился в землю по самую рукоять.
По чернозёму пробежались серебряные нити. Граница была проведена.
Мышцы чародея напряглись, глаза засияли зеленью. Он разбежался и перекинулся через воткнутый в землю клинок. Едва ударился оземь, как трава ярко вспыхнула, и миг спустя вместо беловолосого мужчины засеменил по тропе чёрно-бурый лис. Только хитрый прищур выдавал пана. Он не был оборотнем с рождения, но научился этому искусству в юности, на занятиях в Институте. Он редко прибегал к этой способности, мог превращаться не только в лиса, но и в кречета, но магия оборотня вытягивала много энергии, могла привести к опустошению и жуткой усталости.
Зверь нетерпеливо взмахнул кончиком серебристого пушистого хвоста, схватил зубами рукоять кинжала и повернул острую морду к птице.
Пора!
С хриплым карканьем ворон взлетел в небо, слившись с тьмой, а лис шустро побежал вперёд по земле, через поле спящих подсолнухов, в дремучую северную чащу…
Медвежий овраг
В Навжьем лесу господствовала тревожная тишина. Перестали скрипеть ветки деревьев, умолк ветер. Даже луна, и та испуганно скрылась за чёрными тучами.
Упругая тьма расползалась в стороны, с неохотой уступая свету волшебного фонаря. Беглецы всё дальше и дальше ступали во мрак, в самое сердце глухой чащобы. В какой-то момент Данилка не выдержал и высказался:
– Знаешь, странно, что тот чудик отдал нам свой фонарь. Не нравится мне этот посох…
Настасья остановилась, поглядела на оскал черепа, на пылающие огнём глазницы. Призадумалась, но только прыснула смехом. Данилка раскрыл рот, затопал ногами, почти крича:
– Ах, вот как, вот как! Тебе, значит, весело! Думаешь, отрубленная голова, надетая на штырь – это смешно? Настя, очнись, мы же ходим по кругу! Погляди, я вот этот куст папоротника уже третий раз вижу!
– Не смей на меня кричать, мал ещё! – неожиданно вспылила в ответ Настасья и ускорила шаг, взбешённая поведением Данилки.
В темноте, среди зарослей что-то прошуршало, но друзья не обратили внимания: разгоралась, возникшая на пустом месте, ссора.
– Эй, я за тобой не успеваю! – пожаловался Данилушка.
– Так, беги быстрее, слабак! – сердито дразнила его Настя. – Иначе потеряешься и тебя волки голодные съедят!
Девочка зло рассмеялась. Данилке почудилось, будто вместе с Настей над ним смеялся, постукивая древними зубами, и череп. Что за чертовщина!
На ветвях дерева ухнула неясыть. Затрещали кусты.
Настасья вскрикнула.
На дорогу выскочил небольшой, но прыткий зверь. Девчушка подсветила посохом тропу, и сияние выхватило из мрака чёрно-бурого лиса.
Данилушка опасливо приблизился. Забыв про обиду, взял Настю за руку. Оба уставились на хищника. В острых зубах лис держал кинжал, который показался ребятам знакомым. Хитро сверкали изумрудные глаза-огоньки. Лис склонил голову набок. Блеснул его острый взгляд, кинжал выпал из пасти, и чаща наполнилась тонким, похожим на лай, смехом. Где-то в вышине хрипло закаркал ворон.
– Насть, это – он…
Анастасия уже ничего не слышала. Её затрясло. Она его узнала. Но сердце не желало верить в происходящий колдовской кошмар. Нет! Не может быть!
– Да, не может этого быть… – пробормотала вслух девочка, пятясь.
Лис, хотя и с трудом, но умело, подобно человеку, воткнул кинжал в мягкую землю, ещё раз издал горловой смех и перепрыгнул через клинок. Полыхнули золотые искры, окутали тело, и вместо лиса возник опирающийся рукой о землю мужчина в чёрных одеждах. Длинные серебристые волосы скрывали самодовольную усмешку.
Настасья, хоть и читала про оборотней, но до сего дня их не встречала. Господин Вишнецкий был первым, кто показал ей столько пугающих чудес.
Пан лукаво глянул на девочку, отряхнулся от еловых иголок, присел на пень и развёл руками, словно говоря, мол, и такое случается!..
– Всё бывает в этом мире, Анастасия, – устало проговорил он. – Представь, что ты попала в страшную сказку. Ну, что молчите, языки проглотили? – Властош поднял кинжал, отёр травой землю с клинка и вложил его в ножны. – Как жаль, я не услышал от вас вздохов восхищения. А ведь хотел удивить…
– Это было здорово! – сразу нашёлся Данилка, понимающий, что молчать – и впрямь, не лучший выход.
Чародей с наигранной благодарностью приложил руку к сердцу:
– Вот спасибо!
– Вы сам А-аспид… – простонала Настасья.
– Ну что-о ты, дорогуша! – передразнил пан. – Высоко меня ценила, с богом Велехом сравнила! Право, не стоило. Я просто не из тех, кто привык терять своё имущество. Только и всего. За смелость хвалю, хлопец. – Вишнецкий подмигнул Даниле, показывая волшебный гребешок.
Данилка только было довольно улыбнулся, как пан тут же договорил:
– Попробуешь повторить – велю с тебя три шкуры содрать у столба. Уяснил?
И улыбка Данилки исчезла. Вишнецкий перевёл взор на Настасью, поигрывая гребнем.
– Да-а, работа изящная, ничего не скажешь. Сонные чары, наложенные Стеллой, сделали своё дело, ни на что серьёзнее эта синьора, похоже, не способна! Ах да, предупредить хочу: более не прикасайтесь к чужому, особенно к тому, от чего за версту колдовством разит. И кольцо моё вернуть не забудь, нехорошо брать чужие вещи. Тоже самое и с посохом. Ещё чуть-чуть – и перегрызлись бы между собой, я всё отлично слышал. Это было забавно. Чёрные чары, заключённые в нём, – Вишнецкий указал на череп, – не помогут, если их не уметь подчинять. А владею ими лишь я, ведь посох – мой!
С последними словами Властош выбросил вперёд пятерню. Череп щёлкнул зубами, и посох, вырвавшись
