Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

— Я всё делаю правильно? Тебе… хорошо?

Это был её первый раз, но, благодаря урокам матери, она знала, как должна вести себя. А волновало её не собственное удовольствие — только его.

Девушка — вчера ещё невеста, теперь уже герцогиня — верила, что он оценит её старания, её покорность, её заботу.

Проснувшись на рассвете, она долго лежала, улыбаясь, вспоминая каждое прикосновение. Тело всё ещё хранило тепло ночи, а мысли не позволяли уделить внимание новому дню. Но стоило ей повернуться, как взгляд упал на холодную сторону постели. Подушка была смята, простыня остыла, а от его присутствия остались лишь забытые перчатки.

Герцог уехал.

Без записки, без приказа для слуг, без слов.

Служанка, мнительно потупив взгляд, прошептала:

— Милорд отправился к кузнецу… проверить сбрую.

Матушка писала ей в письмах:

«Смотри в пол. Говори мягко. Проси о помощи. Мужчины любят чувствовать себя нужными. Будь нежна, как цветок. И если хочется кричать — всё равно улыбайся».

Селия старалась следовать этим наставлениям.

В один из тех дней, когда герцог вернулся с поездки, она выбрала своё самое лёгкое платье, несмотря на сырость и ветер. Матушка прислала его с посыльным, вместе с просьбой: замолвить словечко за друга семьи.

Ткань была почти прозрачной, а вырез — слишком глубоким, чтобы назвать его приличным. Селия верила, что красота и покорность смогут растопить лёд в сердце супруга.

Стоять было тяжело — холод просачивался сквозь тонкую материю, а к белому краю юбки липла дорожная пыль. Когда во двор въехали всадники Его Светлости, она стояла, замерев от волнения. Люди герцога, слуги, даже офицеры из его свиты — все смотрели на неё с восхищением и любопытством. Только он — её муж — не посмотрел вовсе.

Герцог спешился, бросил пару распоряжений управляющему, мельком кивнул в сторону жены и прошёл мимо, он не отметил прилагаемых ею усилий, не оценил наряд и не заметил, как сильно она дрожит, замерзая, красивой, на этом холоде.

Через несколько минут, слуга вырвал её из лап этих грустных мыслей.

— Его Светлость просил, чтобы вы не простудились… если уж надумаете гулять в таком холоде. — сказал он с поклоном, передавая ей накидку из серого меха.

И всё же — счастье от этих слов было таким острым, что Селия почти расплакалась. Этот жест — такой простой, почти равнодушный — показался ей глубочайшей заботой. Она решила, что это начало. Что лёд тронулся. Что, может быть, однажды он всё-таки увидит в ней жену, а не наказание.

Следующим шагом в его соблазнении Селия решила оставить смежную дверь между их спальнями приоткрытой. План был прост — почти по-детски наивен. Она наполнит ванну, шум воды разнесётся по комнате, муж услышит, войдёт, подаст ей полотенце… и, может быть, останется.

Но всё пошло не по плану.

Герцог вернулся с тренировочного поля — в грязных доспехах, усталый, с запахом пота и пыли. И не один. Двое солдат помогали ему расшнуровывать нагрудник, смеялись над чем-то, обсуждали прошедший бой.

Селия, услышав шаги, застыла в воде. Сердце билось так громко, что казалось, они услышат его сквозь приоткрытую дверь. Она мечтала только об одном — закрыть её, спрятаться, исчезнуть. Но страх позора сковал её тело.

И всё же, когда Феликс заметил распахнутую створку и подошёл ближе, Селия ощутила, как кровь отхлынула от лица. Герцог на мгновение задержался у порога — его взгляд скользнул в сторону ванной, но не задержался.

Без слова, с лёгким, едва уловимым вздохом, он потянулся к ручке и быстро закрыл дверь.

* * *

Они, как супруги, ужинали вместе впервые за неделю.

Феликс ел молча — будто выполнял ещё одно обязательство, а не разделял трапезу с женой. Ложка изредка звенела в тишине, ударяясь о край тарелки, вино в бокале оставалось нетронутым. Лишь однажды он поднял взгляд — но не на неё, а на управляющего:

— Какое вино подано?

Голос его был ровным, без интереса, и Селия почувствовала, как слова застревают у неё в горле. Но и на этот единственный вопрос за вечер ответил управляющий.

Она попыталась заговорить — о погоде, о грядущем приёме, о матушке, о слухах из дворца. Но каждое её предложение гасло в воздухе, натыкаясь на тишину. Муж не перебивал — просто не слушал.

* * *

Однажды вечером, устав от ожидания и одиночества, Селия решилась.

В одной лишь тонкой ночной рубашке и лёгком халате, она тихо вошла в кабинет мужа.

На столе — стопки бумаг, свитки, письма с печатями Совета. Лампа отбрасывала тёплый свет на его лицо. Герцог сидел, откинувшись в кресле, усталый, сосредоточенный, будто весь мир заключался в чернильнице, ручке и бесконечных бумагах.

— Милорд… простите, что тревожу. — Голос её был тих, она говорила почти шёпотом. — Я подумала, вы, возможно, устали… и я хотела… немного скрасить ваш вечер.

Она говорила, как учила мать: опуская взгляд, вздыхая мягко, с лёгкой неуверенностью в голосе.

— Вечера мне скрашивают отчёты и жалобы, — ответил он, не поднимая глаз от бумаг.

Селия сделала шаг ближе, обошла стол. Опёрлась ладонью о край, склонилась к нему — робко, но с тем отчаянным желанием быть замеченной, которое она не могла скрыть.

Он поднял взгляд. Холодный. Изучающий.

— Вы сегодня… необычно одеты, — произнёс он наконец.

Селия почувствовала, как кровь бросилась в лицо. И всё же — сама потянулась к нему, сама дотронулась губами до его губ. Это был её первый шаг, её первое смелое движение.

Он ответил — коротко, рассеянно, и сразу отстранился.

— Я подумала… — выдохнула она, чувствуя, как предательски дрожит голос. — Вам, может быть, приятно видеть жену не только за ужином.

— Вы ведь за чем-то пришли, вам что-то нужно?— наконец, спросил он.

Селия застыла. Он смотрел прямо в её глаза — спокойно, пристально, и это внимание пугало больше, чем любой крик.

Она почувствовала, как дыхание сбилось, как внутри всё сжалось от неловкости и страха. Открыть душу оказалось страшнее, чем она ожидала. Говорить так, как учила матушка, обольстительно и притягательно — у неё не получалось даже перед зеркалом.

Селия привыкла быть лучшей, привыкла, что слушают, спрашивают и добиваются её. И потому, растерявшись и дрогнув от неопытности, совершила свою первую ошибку.

— Есть один человек… — начала она, едва слышно. — Он служил моему отцу. Хороший, честный человек. Сейчас… в беде. Если бы вы нашли для него место при дворе… моя семья была бы вам благодарна. Я была бы…

Она запнулась, подбирая слова, но он уже откинулся на спинку кресла. Взгляд его стал ледяным.

— Хорошо, — произнёс он глухо. — Я подумаю об этом.

Голос его звучал отстранённо, почти грубо. И когда он посмотрел на неё вновь — в этом взгляде не было ни гнева, ни раздражения, только усталость.

— Это всё? — спросил он, холодно, с лёгким вызовом.

— Я… — Селия хотела что-то добавить, но слова растворились на языке.

Он жестом указал на дверь.

— Тогда дайте мне закончить дела.

Селия стояла ещё миг — не в силах сдвинуться. Потом медленно поклонилась и вышла.

За спиной мягко щёлкнула дверь.

* * *

После той встречи, той нелепой и тревожной сцены, Феликс отправил её в свой замок — ради безопасности, так он сказал. Селия знала: в последнее время загадочно погибали лорды, все как один — сюзерены. Но она не разделяла его тревоги: один, говорили, упал с лошади, другой умер во сне. Ни врагов, ни видимых причин для опасений она не видела. Однако супруг решил за неё.

Так она лишилась всего — его общества, матушки, подруг и былого внимания. Теперь единственными её спутниками стали тревоги, медленно разъедавшие сердце.

Мало того, что подруги, прежде завидовавшие, а теперь сочувствующие, слали ей вести, одна другой грустнее, — к её разочарованию, и жители замка оказались далеко не столь приветливы и учтивы, как она ожидала.