Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

Шёл лёгкий моросящий дождь — не столько капли, сколько влажная дымка, повисшая в воздухе. На рынке, откуда доносились глухие звуки, почти не было людей. Парк был пуст: беседки, обычно заполненные людьми, тосковали, и лишь редкие прохожие пробегали по улочкам.

Колдунья, разумеется, не явилась на своё место работы. Да и зачем ей?

Женщина с таким даром, как у неё, нагло прощупала меня своей силой, выискивая в словах малейшую ложь. И удовлетворенная увиденным, она могла быть уверена — зелье дойдёт до своего адресата.

И я в полном одиночестве, без проблем, достала маленькую склянку из тайника в стене.

Как только мы с Реем переступили порог городского дома, я поспешила скрыться в своей комнате. В руках я все ещё сжимала флакон. Рей не мог последовать за мной в комнату, и я, стоило лишь оказаться одной, тихо проскользнула в гардеробную и достала из дамского ящичка небольшой флакончик для духов. Осторожно, почти по капле, перелила в него часть зелья.

Я доверяла магу — но не судьбе. Случайности слишком часто вмешивались в наши дела, ломая даже самые продуманные замыслы.

Кто знает, что ждёт нас в пути?

Если с ним или со мной что-то случится, хотя бы одна склянка, наверняка, достигнет герцога.

Странно, но Феликс в этот раз даже не предложил разделить зелье. Это ведь именно от него, я узнала эту мудрость — не хранить весь сыр в одной бочке. Видимо, в жизни герцога еще не произошел эпизод, благодаря которому, он выучил этот полезный урок.

Конюхи напоили и подготовили лошадей, Рей тоже воспользовался шансом на короткую передышку, перекусил и был готов отправиться в путь.

Было решено, обговорено с герцогом, что маг отправится в королевский замок один, оставив мне возможность перевести дух после тяжёлой миссии, а потом я отдохнувшая смогу последовать за ним.

К тому времени, как я наконец почувствовала себя бодрой и полной сил, дождь лишь усилился. Тяжёлые капли, лениво стекавшие по окнам днём, к вечеру превратились в настоящий ливень.

И вдруг я поняла что, как назло, маг забрал с собой единственную карету, которая была в городском доме герцога.

А на следующий день, разумеется, за мной никто не прислал новый экипаж.

Зато заботливые слуги герцога проявили особое усердие: они настойчиво уговаривали меня не покидать дом в такую непогоду, проводили в библиотеку его сиятельства, зажгли камин и даже отыскали где-то редкие заморские сладости — должно быть, ради того, чтобы скрасить моё вынужденное ожидание.

Я позволила себе разозлиться лишь на третий день — когда тревога и беспокойство начали буквально разъедать меня изнутри.

— И уж что-что, а глупой я никогда не была! — воскликнула я, чувствуя, как злость, наконец, прорывается наружу.

— Вы — самая умная госпожа из всех, что у меня были, — пропела Эва своим мягким, ласковым голосом, стараясь подбодрить меня, и видимо, совсем позабыла, что других господ у неё никогда не было.

— Конечно, — прошептала я, едва сдерживая раздражённый смешок. — У герцога ведь всего одна карета. Наверное, без неё никак: как же он иначе доберётся от своих покоев до зала совета?

Мои слова были едкими и резкими, но в них сквозила усталость. Я слишком хорошо понимала, что делает мой муж. Феликс попросту изолировал меня — от дел, от дворца, отправил подальше от самого центра происходящего.

Моя часть работы была выполнена, и теперь меня оставили в городском доме под надзором всей прислуги, словно под мягким арестом. А он сам, со своими сообщниками и доверенными людьми, доведёт всё до конца без моего участия.

Но я знала, как никто другой: далеко не всё в этом мире идёт по плану. Сидеть здесь, годами пылиться в стенах этого дома, ожидая завершения расследования, которое в моей прошлой жизни так и не подошло к концу, — было бы верхом глупости.

А злость… злость во мне пробудило странное, горькое чувство — ревность к самой себе, к той девушке из прошлой жизни. Воспоминания и ожидания нарисовали передо мной призрачную картину: муж приходит вечером в мои покои, делится со мной подробностями дня, советуется, как с равной. Не прячет свои замыслы, не оставляет меня в стороне, словно бесполезную наблюдательницу.

Я понимала — во мне говорит обида. Возможно, в его поступках и нет ничего дурного. Но разуму трудно спорить с сердцем, когда оно привыкло к теплу, а получает лишь тень внимания.

Вскоре небо прояснилось, ливень закончился, и я, недолго раздумывая, велела своим сопровождающим подготовить лошадей для прогулки. Несмотря на настойчивые попытки моей преданной охраны отговорить меня, мы всё же выехали из дома.

Я нарочно направила лошадь в сторону королевского замка. Полпути мы ехали молча, пока один из людей герцога, заметно нервничая, не заметил, что нам бы пора возвращаться — дескать, слишком далеко от дома.

— Отнюдь, — ответила я с самой невинной улыбкой. — До замка куда ближе, чем обратно. Не лучше ли нам направиться туда?

Спорить со мной было бесполезно. Решение принято, и даже сам король, не смог бы уговорить меня свернуть с намеченного пути.

* * *

Дорога к замку из-за погоды и размытой дороги показалась долгой — и это к лучшему. У меня было время остаться наедине с мыслями, отпустить раздражение. По мере того как размеренный ритм копыт убаюкивал, я постепенно успокоилась и начала переосмысливать всё, что случилось в последние дни.

Я поняла: требовать от Феликса полной откровенности несправедливо, когда сама прячу от него правду о своём даре. Так просто не может продолжаться — не должно. Эта мысль, впервые прозвучав в голове, словно стала начальной точкой моих размышлений.

К тому моменту, как замок показался впереди, я уже знала, что делать. Завтра, отдохнувшая и собранная, я пойду к герцогу. Расскажу ему о своём даре — спокойно, без страха — и я попрошу мужа сохранить это в тайне от Его Величества, избавить меня от дальнейшей службы.

А если он примет это, поймет меня… если всё пройдёт благополучно, быть может, я решусь поведать ему и о том, что помню другую жизнь.

* * *

Когда я въехала во двор замка, уже смеркалось. Последние лучи солнца тонули за башнями, оставляя после себя лишь алые отблески заходящего солнца на мокрых плитах. Воздух был тяжёлым, влажным, запах сырости и холод проникали сквозь одежду, заставляя меня укутываться в плащ.

У ворот стояли стражники — напряжённые, угрюмые. Никто не спал, не звучали шутки, нервная охрана оглядывалась по сторонам, проверяя прибывших одновременно с нами.

Один рыцарь сжимал копьё так крепко, что побелели костяшки пальцев, другой — то и дело поправлял ремень доспеха, хотя тот сидел идеально. Казалось, никто не находил себе места.

Люди во дворе двигались быстро, но как-то неестественно — с той натянутой поспешностью, за которой скрывается страх. Никто не задерживал взгляд, не здоровался первым. Слуги, заметив меня, почтительно кланялись, но тут же спешили дальше, будто боялись, что их застанут без дела.

Из конюшни доносилось нервное фырканье. Лошади били копытами по камням, мотали головами, их глаза блестели в полумраке — настороженно, почти дико.

Когда мы остановились во дворе, ко мне тут же подбежали двое слуг, чтобы помочь спуститься с лошади. Я позволила им это сделать — ноги едва держали после неудобной дороги, да и платье прилипло к сапогам от сырости.

— Эва, — обратилась я к своей спутнице, — попроси слуг подготовить мне ванну. И сразу иди к себе. Тебе тоже не помешает отдохнуть.

Бедняжка выглядела вымотанной. Я знала, насколько тяжёлым оказался для неё этот путь. Эва никогда не любила верховую езду — в седле она сидела неловко, словно боялась лошадей. И этот страх сковывал её движения, мешал ей двигаться вместе с лошадью, девушка не получала никакого удовольствия от езды.

Пожалуй, сегодня ей досталось куда больше, чем обычно. — отметила я, чувствуя свою вину.

Главному сопровождающему, который уже направился в сторону внутренних ворот, я передала короткий приказ: