Егерь. Системный зверолов - Николай Скиба

Работать можно. Инструменты подправить, верстак вычистить. В тайге из палки и верёвки можно силки делать, а тут целый сарай добра. Капканы какие сделать, те же силки, ловушки. Может не сразу, но перспектива есть.

Я взял серп, повертел его в руках. Лезвие было тупым, но точильный камень в углу мастерской выглядел рабочим. Уже представлял, как начну приводить всё в порядок.

Мама парня не должна пахать одна, нужно сделать так, чтобы она вообще не работала. Неблагодарный это труд, в поле.

Она теперь моя родня. Этот дом — мой, этот мир — тоже мой.

— Макс, ты чего задумался? — Стёпа ткнул меня в бок, и я чуть не выронил серп.

Я очнулся и поднял взгляд.

И тут увидел…

Это!

В куске неба, далеко, где облака сливались с горизонтом, зияла трещина. Будто кто-то разорвал это небо, как старую тряпку. Словно разрез зазубренным клинком! Тёмный, с рваными краями, а под ним, на земле, проглядывал хребет. «Чёрный Раскол».

Я не сдержался, ткнул пальцем вверх:

— Это что⁈ Раскол?

Стёпа проследил за моим взглядом и кивнул мрачно.

— Ага. Раскол. Лихо ты памяти лишился. Оттуда магия и лезет. И… всякие твари. Говорят, там аномальные зоны, чего там только не добывают. Но туда только сильные приручители ходят с кучей охраны, их по пальцам пересчитать. Из столицы королевства. Лучшие-то королю служат. А у нас только староста и Григорий.

— И я.

Стёпа нахмурился и открыл было рот, но сзади раздался голос — мягкий и тягучий как мёд:

— Ну и ну, Максим, дорогой мой, ты и впрямь на ногах!

Я обернулся. У ворот стоял староста Ефим — худой, чуть сгорбленный, опирающийся на трость с резной рукоятью. На руках виднелись татуировки — красные, с узорами, один в один как у меня, и горели они ярко, будто напитанные силой. Мои, красные, пылали чуть слабее, и я заметил, как его взгляд на миг замер на них, а уголок рта дёрнулся, словно от укола.

— Ирма, знаешь ли, сообщила, что ты…ожил, — продолжил он, медленно шагая к нам. Трость постукивала по земле, а старик улыбался, но улыбка чересчур уж широкая, как натянутая на лицо маска. — Говорит встал, да ещё и с такими… необычными знаками. Решил сам проверить, не могу же я оставить ещё одного Зверолова без внимания, правда ведь?

Он остановился в паре шагов и чуть наклонил голову, разглядывая меня. Его пальцы мягко поглаживали рукоять трости.

— Стёпа, дружок, — он повернулся к парню, и голос его стал ещё слаще, почти приторным. — Мать твоя знает, что ты здесь? С таким-то… непростым здоровьем Макса? Я, конечно, не против, но сам понимаешь, теперь придётся предупредить деревню о том, что ты тут был.

Стёпа напрягся, но ответил твёрдо:

— Знает. И я не считаю Макса больным.

— Ох, какой ты смелый, — староста покачал головой, будто восхищаясь, но в его глазах мелькнула тень раздражения. Он шагнул ближе ко мне, так близко, что я уловил запах травяного отвара и старой кожи.

— Макс, мальчик мой, ты ведь понимаешь, как люди в деревне волнуются? Твоя хворь… она всех напугала. Мы вот думаем, что тебе пока дома посидеть надо. Для твоего же блага, конечно.

Он положил руку мне на плечо, и я почувствовал, как его пальцы чуть сжались — не сильно, но достаточно, чтобы намёк был ясен. Его улыбка не дрогнула, но в ней было что-то холодное. Скользкий этот Ефим, Максу он никогда не нравился, и теперь я видел, что не зря. Хорошо, что умею с такими общаться.

— Благодарю за заботу, — начал я будто из уважения, но с лёгкой ноткой удивления. — Только вот… вы ведь сами ко мне подошли, да так близко. Если хворь моя и правда опасна, разве не стоило держаться подальше? Но вы, наверное, уверены, что на самом деле я уже здоров, раз рискнули. Верно же?

Его глаза на миг сузились, но он быстро взял себя в руки, поглаживая трость с той же приторной мягкостью.

— Ох, Макс, — протянул он по-доброму, но я заметил, как его пальцы на трости сжались чуть сильнее. — Я же за тебя переживаю, должен был сам убедиться, что ты на ногах. Староста ведь за всех в ответе, знаешь ли.

— Конечно, понимаю, — кивнул я, стараясь, чтобы мой тон звучал искренне, но добавил с лёгкой улыбкой:

— Тогда, раз вы так близко подошли и ничего не боитесь, может, и другим в деревне не стоит меня стороной обходить? Если уж сам староста не опасается, то, видать, и хвори никакой нет, правда?

Его глаза сузились, но улыбка осталась на месте, как приклеенная.

— Мало ты ещё знаешь о приручителях, Макс, мало. Я ведь Зверолов третьей ступени, не могу заболеть от хвори. А вот жители деревни — могут. Так что осторожность, Макс, и ещё раз осторожность, — произнёс он, постукивая тростью по земле, будто ставя точку. — Хворь у тебя может и не заражает сразу, видимо нужно долгое воздействие… Вот лекарь с соседней деревни приедет, всё проверит. А пока держись дома, ради всех нас. И, знаешь…

Он вдруг понизил голос и в его тоне засквозила сталь:

— В лес за питомцами даже не думай соваться. Без разрешения на отлов там делать нечего. Опасно это, да и порядок нарушать не стоит, правда ведь? Ты ведь не хочешь, чтобы тебя выгнали из деревни за непокорство? Не могу я тобой рисковать, Звероловы слишком ценны.

Он чуть наклонился ко мне, и его улыбка стала ещё шире. Я стиснул зубы, стараясь не реагировать на поражение в этой словесной дуэли. Это что получается, он и вправду передаёт тревогу жителей деревни? Действительно имеет иммунитет? Но почему-то и дело косится на мои татуировки⁈

— Конечно, — ответил я, сохраняя спокойный тон, — Только, раз вы так заботитесь, может, подскажете, как это разрешение получить? А то что-то никогда не слышал о таком. И вообще, я здоров! Чувствую себя отлично, как вы сами видите, разве не могу я этим зарабатывать? И пользу деревне приносить?

Его пальцы на трости дрогнули, и я заметил, как он на миг замер, прежде чем ответить.

— Разрешение на отлов даже в лесах средней опасности