Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен

— То есть, вы предлагаете отказаться от карательных экспедиций в ответ на вылазки? — уточнил Воронцов.
— Отнюдь, нет, Фёдор Иванович. Ответ должен быть жёстким, но адресным, а не мазать всех одной краской. И уж точно не стоит бездумно взваливать на себя вину за все грехи прежних командующих и с покаянной головой ожидать все кары небесные. Ваша задача — принять сложившуюся ситуацию как данность и выработать твёрдый план действий. План, который обеспечит спокойствие на Кавказе и позволит мирно подвести местные народы под руку империи. Простите мой менторский тон, я, кажется, увлёкся.
Воронцов смотрел на меня по-новому, будто открывая с неожиданной стороны.
— Что вы, Пётр Алексеевич, продолжайте! — с искренним интересом сказал князь. — Подход более чем любопытный.
Наша беседа затянулась больше чем на час. Воронцов слушал внимательно, временами делая пометки в тетради и задавая точные, проницательные вопросы.
— Что ж, мысли чрезвычайно интересные, — подвёл он черту. — Нам необходимо встретиться ещё и обсудить всё обстоятельнее. А теперь — о главной причине вашего визита, Пётр Алексеевич. К нам прибывает с ознакомительной поездкой цесаревич Александр. Мне известно, что вы дружны с его высочеством… — Воронцов многозначительно посмотрел на меня. — И потому я хочу попросить вас: усильте его охрану вашими пластунами и, если возможно, оградите его высочество от необдуманных шагов.
— Разумеется, Фёдор Иванович. Можете быть спокойны. Я приложу все усилия, чтобы и охрана была надёжной, и настроение у цесаревича было конструктивным.
— Признаться, Пётр Алексеевич, я не перестаю удивляться вашему дару, — задумчиво произнёс Воронцов. — Вы, несмотря на происхождение, начали с самых низов и за кратчайшее время достигли таких высот. Честно говоря, в вашем присутствии, порой, чувствую себя дремучим солдафоном. Я всегда был далёк от светских радостей. Сперва не было возможностей, а когда они появились — пропало всякое желание, — он грустно усмехнулся. — Но довольно о грустном. На днях состоится совещание по поводу визита цесаревича, где нам волей-неволей придётся обсуждать и последние неприятные события. Ваше присутствие там необходимо. На сегодня свободны, полковник. До встречи.
Наконец то освободившись, отправился в жандармское управление, с нетерпением ожидая новостей по вопросу о генштабисте. В кабинете начальника управления меня ожидали Барович и Булавин.
— Здравствуйте, господа! Простите, немного задержался. Генерал потребовал полного отчёта о действиях батальона.
— Присаживайтесь, Пётр Алексеевич. Ожидаем прихода полковника Желтова, — сообщил Барович.
Минут через пять дверь кабинета отворилась, и на пороге появился офицер в безупречно сидящем пехотном мундире. На груди — орден Святой Анны третьей степени с мечами и Станислав третьей степени. К эфесу сабли была прикреплена анненская темлячная лента. Он был красив той брутальной, воинской красотой, что нравится женщинам: аккуратные усы, цепкий холодный взгляд, уверенные движения.
— Здравия желаю, господа, — произнёс он, быстрым взглядом окинув меня, а затем остановившись на Баровиче.
— Полковник Желтов Яков Елизарович, начальник первого отделения штаба корпуса. А это полковник граф Иванов-Васильев, командир пластунского батальона. — Представил нас Барович.
Желтов заметно расслабился.
— Рад знакомству, ваше сиятельство. Много наслышан о вас.
Я вежливо поклонился в ответ.
— Яков Елизарович, можете не стесняться присутствия графа. Он один из первых заподозрил неладное и был инициатором начала расследования этого дела.
— Что ж, это всё меняет, — Желтов кивнул. — Пожалуй, начну с самого главного, опуская незначительные подробности. После отработки всех офицеров, подходящих под заданные рамки, у нас осталось три кандидата на роль предателя: полковник Вихров, подполковник Новиков… и последний — я.
Он сделал паузу, давая нам осознать сказанное.
— Но два дня назад произошло событие, которое, на мой взгляд, ставит всё на свои места. Пропал подполковник Новиков. Он проходил по интендантской службе в отделе снабжения войск фуражом. До этого я тщательно его проверял — ничего порочащего не обнаружил. Даже масштабная ревизия не выявила грубых нарушений. Напротив, его отметила комиссия, и он был повышен в должности. За три с половиной года службы на Кавказе он сделал хорошую карьеру.
Желтов помедлил, выбирая слова.
— Мои изыскания, видимо, не остались незамеченными. Сведения о негласной проверке просочились в офицерскую среду и вызвали настороженность. А тот факт, что к делу подключились жандармы, и вовсе посеял тихую панику.
— Итак, как именно пропал подполковник? — уточнил Барович.
— Позавчера он не явился на службу без предупреждения. А вчера его денщик доложил, что Новиков уехал, не сказав ни слова, и с тех пор о нём ни слуху ни духу.
Барович задумчиво покачал головой:
— Одного невыхода на службу, конечно, мало для обвинения в предательстве. Что ещё вы о нём знаете, Яков Елизарович?
— Выпускник академии Генштаба. Начинал в пограничной страже на западе, но был тяжело ранен в ногу… Отстранили от строя, и он согласился на перевод по интендантской части в Кавказский корпус, где получил звание подполковника.
— А каков он был по характеру? — спросил Булавин.
— Человек замкнутый, держался особняком. С сослуживцами почти не сходился. Говорили, что ранение и хромота его изрядно надломили. Холост, постоянных связей с женщинами не замечено. Из наград — Станислав третьей степени. Из семьи — лишь старший брат, служит в судебном ведомстве в Самаре.
И при всём при этом он имел доступ к важной информации? — вновь вклинился Барович.
— Именно так. Он работал с данными о маршрутах, сроках движения и прочими деталями нашей транспортной линии. Доступ был ограниченный, но весьма обширный. При определённой сноровке он мог добыть и больше. К тому же, по долгу службы он постоянно контактировал с местными, закупая фураж. Идеальные условия для вербовки или для утечки.
— А что вы можете сказать о полковнике Вихрове? — поинтересовался Барович.
Желтов слегка пожал плечами, как бы отмахиваясь от самой возможности подозрений.— Офицер штаба. Исполняет обязанности одного из заместителей начальника, ведает учётом и планированием. Служака, что называется, от Бога. Семья у него в Тифлисе — жена, дочь, сын. Всё чисто. Подозревать Вихрова… даже нелепо.Он сделал паузу, его взгляд стал тяжёлым.— Что же касается последнего человека, в нашем кругу подозреваемых, то остаюсь я, господа. Как начальник канцелярии, обладаю доступом ко всем секретным документам. Что делает меня одновременно самым информированным и самым подозрительным. Исключая информацию о транспортных маршрутах и перевозках. Они не находятся в моей компетенции.
В кабинете повисло неловкое молчание, которое прервал я. — Яков Елизарович, а комнату подполковника Новикова вы осматривали?