Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен
— Потери большие? — поинтересовался Соловьёв, оглядев лагерь. — По всему видать, бои были серьёзные.— Есть потери, — вздохнул я. — Не получается без них. Последние данные ещё не доложили. Пока хабар не соберут, есть не будут, — с досадой произнёс я.— Тут ты не прав, Пётр Алексеевич. Хабар для казака — дело святое.
— Здравия желаю, господа казаки! — К костру вернулся Андрей, спрыгнув с лошади. — Командир, потерь нет, а побили их с две сотни.Андрей, довольный удачным боем, был на взводе.— Всегда бы так, — облегчённо выдохнул я. — Сядь, успокойся.Я налил ему бренди из фляги. Он одним духом опрокинул кружку и благодарно кивнул.— Вам, господа? — предложил я гостям.— Наливай, Пётр Алексеич! Хороша твоя «брендя» — самое время принять на грудь, — Дорожный с удовольствием крякнул. — Теперь рассказывай, как вы тут воевали.
Пришлось коротко поведать о наших действиях у крепости. Все войска постепенно разместились на большом поле. Батальон ставший в левой половине, четко ограничился от остальных. Правильный прямоугольник, сотни по его сторонам. Оборудованные отхожие места, места для приёма пищи. Тела горцев отвозили подальше, к выкопанным рвам и хоронили в братских могилах. Семёновцы и Терцы расположились рядом. Местные жители вышли из крепости, активно помогали в разборе завалов и остатков того, что не взяли трофейные команды пластунов и казаков. Старшины сотен запасали мясо погибших лошадей. Глядя на хозяйственных пластунов, из крепости прибыли команды, которые присоединились к ним. Пластунов, казаков кормили мясом до отвала. Так получилось, что все командиры собрались в нашем лагере, вечером приехал полковник Бугенталер.
— Добрый вечер господа! Полковник Бугенталер, командир сводного отряда присланного на помощь.
— И вам не хворать. Полковник граф Иванов-Васильев, командир отдельного пластунского батальона, а это командир Семёновского полка подполковник Соловьёв, командир Терского полка, войсковой старшина Буханин, офицеры полков и моего батальона. — Представил я всех на правах старшего. — Присаживайтесь к нашему огоньку. Вы не голодны, господа? — обратился к полковнику и командирам Моздокцев и Кизлярцев.
— Признаться, ваше сиятельство, с утра так и не пришлось поесть нормально. Не откажемся.
Аслан и бойцы быстро принесли кулеш в котелках и блюдо с отварным мясом. Пока гости насыщались, остальные продолжили беседу о сражении, что происходили вокруг крепости.
— Дозволь спросить, ваше сиятельство, командир Кизлярского, Луговой Фёдор Степанович. Сказали, что вы ведаете, как сотня наша погибла? — он нахмурился, глядя на меня тяжёлым взглядом.
— Нет, Фёдор Степанович, как казаки пали не знаю. Отбили мы полон у горцев, солдаты, и двое ваших раненых казаков. Скажу тебе одно, старшина. До нашего прихода, трое казаков с голыми руками схватились с охраной. Двоих убили, одного ранили. Горцы озлобились и зарубили их. Те, кто видел весь бой, сказали, что первый, кто кинулся и зарезал горца, рыжий был. Их похоронили отдельно.
Луговой напряженно слушавший меня вдруг замер и опустил голову. Разговоры стихли.
— То братишка мой, самый младший из нас. — Хрипло сказал старшина. — Один в мать пошёл, рыжая она у нас была. Трех месяце нет, как дочь у него народилась, вторая. Всё жалел, что не мальчик. — Тяжёлая мужская слеза скатилась по лицу старшины и упала на землю. Он сидел с застывшим взглядом погружённый в воспоминания и все старались не мешать ему прощаться с братом в своих мыслях.
— Ты не кручинься так, старшина. Доля наша такая, казацкая. Горцев там пластуны навалили изрядно. Виру кровью взяли в достатке. — Вздохнул Дорожный.
— Ты глянь в нашем хабаре, старшина, может оружие брательника найдёшь или чего ещё из ваших. Там твои казачки у нашего доктора лечатся. Они то уж тебе все в подробности обскажут. — Добавил Трофим.
Луговой тяжело поднялся.
— Благодарствую, ваше сиятельство. Дозвольте, пойду я, навещу казаков.
— Ступай Федор Степанович.
Неловкое молчание повисло в воздухе, прерываемое лишь потрескиванием углей в костре. Его прервал полковник Бугенталер.
— Господин полковник, имею распоряжение от командира корпуса, генерала Воронцова: провести зачистку от остатков отрядов горцев вдоль Сунженской линии, с правом захода на прилегающую территорию. Какие силы можете выделить для усиления моего отряда?
— Думаю, с вами выступят Семёновский полк и четыре мои сотни, — ответил я после короткого раздумья.
— Замечательно. Завтра на совещании у начальника линии утвердим окончательный состав. Благодарю за ужин и гостеприимство. Честь имею, господа.
Проводив гостя, мы остались в кругу своих. Настал тягостный момент докладов о потерях. Цифры прозвучали горькие: двадцать три убитых, двадцать семь раненых, из них пятеро — тяжело. Основная тяжесть легла на четвертую сотню, что приняла первый удар во время зачистки Синявино и прорыва оттуда горцев.
— Плохо, господа сотники, — обвёл я собравшихся тяжёлым взглядом. — Потери непозволительные.
Фрол, опустив голову, молча признавал свою вину.
— Можно найти оправдания, но корень зла — в слабой подготовке личного состава. Слишком рано вы успокоились, решив, что бойцы готовы. Для кого-то это приемлемый результат, но не для нас. С сегодняшнего дня — усиленная отработка боёв в населённых пунктах. В поход выходят все сотни, кроме четвёртой. Четвёртая отвечает за охрану обоза и артиллерии. У тебя, Фрол, самые большие потери, нужно дать людям возможность оправиться. Всем проверить готовность к выступлению по полной программе. Андрей Владимирович, каковы наши возможности по конскому составу?
— Четыре сотни посадить можем, командир, — доложил начальник штаба. — Но с фуражом проблема. Сена хватает, а овса — в обрез.
— Попробуйте решить вопрос с интендантами в крепости.
— Так мы уже пытались. После того, как заняли драгунские казармы, к нам прискакал их интендант, поднял шум и попытался обвинить нас в хищении.
— А вы, конечно, ни сном ни духом? Ни горсти овса не прихватили? — поддел я его.
— Обижаешь, командир! — Андрей посмотрел на меня с напускной святостью. — Мы, наоборот, даже трофейное оружие, сотню лошадей и прочее барахло сдали.
— То-то я смотрю, лошади фургоны сдвинуть
