Темный Лорд устал. Книга V - Тимофей Афаэль

Он узнал меня. Он знает, что я был в «Зеркале». Сейчас он скажет что-то, сделает что-то, и я умру, и никто даже не поймёт, что произошло.

Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди, а в ушах звенело от собственного пульса. Даниил пытался сглотнуть, но горло пересохло, язык прилип к нёбу, и он не мог даже пошевелиться, словно его ноги вросли в асфальт.

Воронов сделал шаг вперёд.

Толпа инстинктивно отступила, расступилась шире, давая ему пространство, и Даниил видел, как люди вокруг бледнеют, опускают глаза, боясь случайно встретиться с ним взглядом. Морозов застыл у крыльца Мэрии, не в силах сказать ни слова. Степан Васильевич нахмурился, наблюдая за происходящим с настороженностью. Алина Романова сделала шаг вперёд, открыла рот, словно хотела что-то сказать, но Воронов поднял руку — едва заметный жест, и она замолчала, так и не произнеся ни слова.

Воронов шёл прямо к Даниилу, и каждый его шаг отдавался в груди Даниила тяжёлым ударом. Давление, которое исходило от него, усиливалось с каждым метром. Григорий рядом с ним побледнел и схватился за плечо Даниила, словно пытаясь его поддержать или удержать от чего-то глупого. Вадим отступил на шаг назад, глаза его были широко раскрыты от страха.

Воронов остановился прямо перед Даниилом, в двух шагах от него, и они стояли так, глядя друг на друга. Серые глаза смотрели на Даниила с такой интенсивностью, что казалось, они видят не только его лицо, но и всё, что внутри — мысли, страхи, секреты, который он когда-либо прятал.

Даниил хотел что-то сказать, оправдаться, объяснить, но слова застряли в горле, и всё, что он смог выдавить, было жалкое заикание:

— Г-господин… я… я не… я х-хотел…

Воронов молчал, продолжая смотреть на него, и в этом молчании было что-то страшнее любых слов. Даниил чувствовал, как его ноги подкашиваются, как руки дрожат.

В этот момент Мурзик, который куда-то отлучался, запрыгнул на плечо Даниила лёгким, грациозным прыжком. Его зелёные глаза смотрели прямо на Лорда-Протектора, без страха, без почтения, с каким-то странным интересом, который был совершенно не кошачьим. Хвост кота медленно качался из стороны в сторону, а на морде появилось выражение, которое Даниил никогда раньше не видел.

Кот улыбался.

Причем настоящей улыбкой — широкой, зубастой, абсолютно не по-кошачьи человеческой. Углы рта Мурзика поднялись вверх, обнажив острые клыки, и в этой улыбке было что-то насмешливое, почти издевательское, как будто кот знал какой-то секрет, которого не знал никто другой.

Воронов замер.

Его маска абсолютного безразличия, которая держалась всё это время, треснула. Глаза расширились на долю секунды, брови дрогнули, и на лице появилось выражение, которое Даниил не мог описать — смесь шока и узнавания.

— Мурзифеееель? — шокированно проговорил Воронов.

Имя прозвучало как вопрос и как утверждение одновременно, и Даниил, услышав его, почувствовал, как мир вокруг него окончательно сходит с ума, потому что это не имело никакого смысла. Бог Порядка знает его кота. Как это вообще возможно?

Фея, которая всё это время ругалась с той женщиной, резко обернулась, её крылья вспыхнули ярче, и она взвилась в воздух с пронзительным криком:

— АХ ТЫ, БЛОХАСТЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ! Это ты⁈ А ты что здесь забыл⁈ А ну брысь от моего Хозяина! БРЫСЬ НЕМЕДЛЕННО!

* * *

Салон седана. Трасса, в пути. Матвей Чернов

Чернов сидел в роскошном кожаном кресле, откинувшись назад и вальяжно закинув ногу на ногу, и чувствовал, как внутри медленно поднимается что-то тёплое и приятное — уверенность. Он выжил. Он сбежал из этого гребаного Котовска, пока Воронов праздновал свою пиррову победу, и теперь он был здесь, в безопасности, в салоне бронированного седана, который мчался по трассе прочь от всех его проблем.

Машина была идеальной — тонированные стёкла, мягкие сиденья из натуральной кожи, бесшумный двигатель, который работал так тихо, что казалось, они парят над дорогой. Снаружи мелькали деревья и поля, серое небо нависало низко, но внутри было тепло, уютно и безопасно. Чернов налил себе виски из бара, встроенного в подлокотник, отпил медленно, смакуя вкус дорогого алкоголя, и позволил себе расслабиться впервые за несколько дней.

Воронов думает, что выиграл. Пусть думает, пусть радуется своей жалкой победе.

Он усмехнулся, глядя в окно на проплывающие пейзажи, и в голове уже начали складываться новые, более масштабные планы. Консорциум вывезет его, даст новое имя, ресурсы и возможности. Он начнёт заново, но уже с опытом, с пониманием того, как работает эта система. И тогда…

— В следующий раз мне нужно больше ресурсов, — сказал он вслух, не отрывая взгляда от окна, уверенный, что его слушают и записывают каждое слово. — Я знаю его слабости теперь. Мы ударим по «Эдему» изнутри. Нужно просто…

Он замолчал, ожидая ответа или подтверждения, но тишина в салоне оставалась абсолютной. Чернов нахмурился, повернулся к агенту Консорциума, который сидел напротив него на соседнем сиденье.

Мужчина выглядел неброско — высокий, худощавый, в безупречном тёмном костюме, с зачёсанными назад волосами и лицом, на котором не было ни единой эмоции. Он смотрел в планшет, и казалось, что ему абсолютно плевать на то, что говорит Чернов. Его глаза, спрятанные за темными очками, скользили по данным на экране с выражением лица человека, который видел слишком много, чтобы что-то его удивляло.

— Ты меня слышишь? — спросил Чернов с раздражением, которое начало просачиваться сквозь его уверенность. — Я говорю о следующей операции. О том, как мы вернёмся и возьмём реванш. Я ценный актив для Консорциума. Знаю регион и всех игроков. Я знаю, где бить Воронова, чтобы…

Агент наконец поднял взгляд от планшета и посмотрел на Чернова. В его взгляде не было ничего — ни интереса, ни уважения, ни даже раздражения. Только пустота, как у человека, который смотрит на вещь, которая перестала быть полезной.

— Матвей, — сказал агент спокойно, и голос его был почти скучающим. — Вы кажетесь умным человеком. Скажите, неужели вы всерьёз думали, что мы спасаем неудачников?

Чернов замер, держа бокал виски в руке, и почувствовал, как внутри холодеет. Слово «неудачник» повисло в воздухе, как оскорбление, которое нельзя проигнорировать.

— Я не неудачник! — выпалил он, и голос прозвучал громче, чем он хотел, почти истерично. — Меня предали! Соколов, Лисицына, Тихонов — они слились при первом же ударе! «Бык» не удержал наёмников! Это был форс-мажор! Я не мог предвидеть…

Агент улыбнулся, но эта улыбка не коснулась глаз, и она была ледяной. Он убрал планшет в портфель, застегнул его. Каждое