Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен
Еще двое его товарищей, будто ждавшие только этого сигнала, ринулись в отчаянную драку с голыми руками. Озлобленные горцы, взбешённые гибелью двоих своих и ранением третьего, обнажили шашки и принялись рубить всех подряд, кто оказывался рядом. Эта кровавая вакханалия прекратилась лишь тогда, когда к месту побоища прибежал их сотник. Он грубо расталкивал воинов, осыпая их отборными ругательствами и пинками.
Поднялся невообразимый шум — воины, горячась, пытались что-то доказать командиру, тыкая окровавленными клинками в тела зарубленных казаков. Когда всё утихло, выяснилось, что в результате этой вспышки ярости погибло двое горцев и двенадцать пленных.
Привезли, наконец, бурдюки с водой. Лесников жадно глотал тепловатую, пахнущую овчиной влагу, чувствуя, как она почти физически гасит огонь в пересохшем горле. Утолив жажду, он откинулся назад, закрыв глаза. Но облегчение было недолгим. Помимо тупой, раскаленной боли в груди, там же, глубоко внутри, начинало жечь иное, куда более гнетущее чувство — обида. Обида за то, что не погиб в честном бою, а оказался здесь, в плену, беспомощный и униженный. По его грязным щекам текли горячие слезы. Он боялся даже думать, что ждет его впереди — рабство, пытки, медленная смерть. От боли и отчаяния сон не шел, и лишь под самое утро, совершенно измученный, он ненадолго провалился в тяжелое, болезненное забытье.
Проснулся он внезапно, будто от сильного толчка. В сером, предрассветном сумраке его взгляд зафиксировал странное движение: серые, бесшумные тени скользили между спящими телами и разбитыми повозками. Они двигались как призраки, целенаправленно и смертоносно.
Тишину рассвета разорвал внезапный, гортанный крик, почти сразу же захлебнувшийся. И тут же рассветную мглу прошили первые выстрелы, за ними отрывистые вопли горцев, лязг стали, короткие, обрывающиеся стоны. Резня была молниеносной и безжалостной.
Мимо лежащего капитана, не замедляя шага, промелькнули несколько фигур в знакомой форме. Один не задерживаясь, хладнокровно застрелил поднявшегося с земли охранника. Второй, не сбавляя хода, взмахнул укороченным плащом, и тело второго горца беззвучно осело. Они не останавливались, исчезая в лагерном хаосе как тени. Никаких криков «ура», никаких возгласов — только молниеносная, тихая работа.
— Контроль и зачистка. Сторожко, братцы. Пленных не брать, — раздалась где-то рядом негромкая, властная команда.
«Пластуны… Полковника Иванова…» — пронеслось в голове у Лесников с такой ясностью, что он внутренне вздрогнул. И тут же, накрыв его с головой, хлынула волна такого всепоглощающего, оглушительного счастья, что у него перехватило дыхание. Он не мог говорить, не мог шевельнуться, лишь беззвучно рыдал, и слезы облегчения и радости текли по его лицу, смешиваясь с грязью и прошлыми дорожками слез отчаяния. Его просто сломила, раздавила эта внезапная, невероятная перемена судьбы.
Глава 35
— Наши! — пронесся крик часового с воротной башни.
Скрипнув тяжелыми створами, ворота распахнулись, и во двор влетела группа всадников. В центре, пригнувшийся к шее лошади, был виден генерал Головин.
— Генерал ранен! — кричал его адъютант, осаживая взмыленного коня.
К группе бросились несколько офицеров и осторожно, почти на руках, сняли Головина с седла. На плацу и в свободных углах теснились повозки беженцев из предместий. Целые семьи, с испугом вглядывались в бледное лицо раненого генерала и потрёпанных, запыленных всадников. Генерала бережно понесли в сторону госпиталя.
— Поручик, доложите, что произошло? — полковник Савин шагнул к драгунскому офицеру, с трудом державшемуся на ногах. От него несло конским потом и порохом, мундир был покрыт густым слоем пыли и в нескольких местах разорван.
— Отряд попал в засаду и, вероятно, полностью уничтожен, — голос поручика был хриплым и прерывистым. Он опустил взгляд. — Ручаться не могу, может, кто-то и уцелел…, но это маловероятно. Головной казачий разъезд, видимо, был уничтожен сразу. Колонну расстреляли из орудий с того берега. Били картечью… не знаю, сколько залпов. Мы потеряли до половины состава. Лошадь генерала встала на дыбы и сбросила его. Не знаю, насколько он ушибся — было не до того. Подполковник приказал посадить генерала в седло и прорываться к крепости. Сам же остался с капитаном, пытаясь собрать оставшихся в каре. В этот момент нас атаковала лава горской конницы. Трудно сказать, сколько их было…, но поверьте, очень много. Мы уходили от погони, сделали лишь короткий привал ночью и с рассветом поскакали сюда. Генерал держался в седле до последнего, и лишь у самых ворот ему стало плохо…
Полковник Савин молча выслушал, лицо его стало каменным.
— Привести крепость в полную боевую готовность! — раздалась его громовая команда.
Вестовые и ординарцы бросились по подразделениям. В считанные минуты гарнизон начал занимать позиции согласно боевому расписанию.
***
После ночного боя с наёмниками я приказал немедленно организовать преследование остатков отряда Сайфулы. У него оставалось не меньше четырёх сотен бойцов, которые теперь поспешно отступали, бросая всё, что могло замедлить их движение. Местные отряды рассыпались мелкими группами, уходя в горные районы, а наёмники, не задерживаясь, уходили дальше, пытаясь соединиться с основными силами Абдулах-амина.
Теперь мне стал ясен весь замысел этого набега — надо признать, продуманный и исполненный с исключительной дерзостью. Оставалось лишь убедиться, куда именно Абдулах-амин направит свой главный удар: на крепость Грозную или вглубь наших территорий, на Назрань.
Тем временем две мои сотни спешным маршем двигались к укреплениям Сунженской линии, где мы и встретили пятую сотню под командованием Юшкина Филимона. Получив от него донесение о прорыве горцев в сторону Синявина и о действиях Андрея, я, дав людям краткий отдых, повёл их на соединение с третьей сотней, которая как раз пыталась перекрыть противнику пути отхода в сторону Грозной.
На следующий день мы подошли к её лагерю. Бойцы наводили порядок после недавней схватки. Как выяснилось, Андрей буквально в последний момент успел с марша атаковать колонну горцев, отходивших из Синявина. Всего их было около трёх сотен, но прорваться удалось не больше одной. Остальные остались лежать вдоль дороги.
Андрей явно обрадовался моему появлению.— Ну, слава Богу, командир, дождались! Хорошо погуляли тут джигиты. Разорили Синявино, укрепление едва не захватили… Но вовремя подоспела четвёртая сотня вместе с двумя сотнями терцев. Хорошо, что Фрол тогда остановил их есаула и провёл зачистку сам — так удалось избежать больших потерь.
—
