Внедроман - Алексей Небоходов
– С коньячком любая Лубянка веселее, – расслабился Алексей.
– Это да, но главное впереди, – выдержал паузу Михаил. – Оказывается, товарищ Олег Брониславович не просто не собирается нас закрывать, а наоборот – берёт под личную опеку.
– Серьёзно? – с облегчением выдохнула Ольга. – Значит, не враг?
– Какой там враг, Оль! Наш горячий поклонник и защитник советского кино! Но за услуги просит небольшую плату: билеты теперь будут стоить не семьдесят, а сто рублей, а разницу, сами понимаете, в карман партии.
Повисла тишина. Алексей коротко рассмеялся и хлопнул себя по лбу:
– Гениально! Государство берёт налог с нашей эротики. Теперь мы официально спонсоры социализма!
Комната взорвалась дружным смехом. Михаил поднял руку:
– Подождите, это ещё не всё. Главное впереди: просмотры больше не в Дедрюхино…
– А где тогда? – встревожилась Катя.
– В посольстве африканской республики Муамбы! – торжественно объявил Михаил.
Наступила секунда молчания, а затем разразился громкий хохот.
– Африканском посольстве? – Ольга вытирала слёзы. – Миша, ты серьёзно?
– Абсолютно, – улыбнулся Михаил. – Мы теперь официально советско-африканское кинематографическое содружество.
– Значит, учим суахили и африканские приветствия! – подхватил Алексей. – Будем входить в посольство, кричать «Джамбо!» и обнимать дипломатов, чтобы КГБ запутать окончательно!
– А может, ещё маски африканских вождей и танец дождя перед комитетчиками? Представляете их лица? – вставил Сергей.
Хохот усилился, комната наполнилась абсурдными предложениями: соломенные юбки, слоны на входе и прочие дикие идеи сливались в общий безумный карнавал.
– Михаил, мы точно в Москве, а не в сумасшедшем доме? – сквозь смех спросила Катя.
– В Москве, просто привезли сюда кусочек африканского абсурда! – ответил Михаил, едва сдерживая смех.
Веселье стихло ближе к ночи, голоса охрипли от шуток. Михаил оглядел друзей и почувствовал глубокое удовлетворение от очередного успешного хода.
– Ну что, товарищи революционеры, – чуть серьёзнее произнёс он, – признаем нашу маленькую победу над серой советской реальностью. Пусть теперь комитетчики ломают голову, что же происходит в африканском посольстве.
– А если нас когда-нибудь спросят, зачем мы это сделали, что ответим? – улыбнулась Ольга.
– Скажем, строили социализм с человеческим лицом. И получилось очень симпатично, – подмигнул Михаил, и комната вновь взорвалась смехом.
Прошло полгода, и жизнь Конотопова превратилась в авантюрную комедию, придуманную им самим и успешно воплощённую в реальность. Закрытые кинопоказы не только создавали абсурдные ситуации, но и принесли ощутимые результаты. Однокомнатная кооперативная квартира на проспекте Мира, приобретённая с помощью Олега Брониславовича, стала островком свободы в сером океане советского быта.
Сегодня Михаил стоял посреди гостиной, заваленной краской и рулонами обоев, мучительно пытаясь понять разницу между двумя почти одинаковыми оттенками жёлтого. Ольга с тихой улыбкой смотрела на него от дверного косяка, наслаждаясь его растерянным видом.
– Миша, – мягко сказала она, не выдержав комичной сцены, – ты выглядишь так, будто решаешь вопрос государственной важности. Но почему именно жёлтый?
Михаил вздохнул и с притворной серьёзностью поднял глаза:
– Понимаешь, Оля, жёлтый – это символ оптимизма. Вот придёт ко мне строгий товарищ из КГБ, подозрительный и хмурый, а тут эти обои, – Михаил помахал рулоном, – и его накрывает волна счастья. Ну не арестовывать же меня после этого?
Ольга засмеялась, подошла ближе и нежно коснулась его руки:
– Ты мой оптимист, конечно, но на строгих товарищей лучше действует твой фирменный коньяк, а не обои.
– Ты права, дорогая, – Михаил улыбнулся, легко обнимая её за талию и заглядывая в глаза. – Коньяк, конечно, будет. Кстати, вчера заказывал диван, и директор фабрики долго уточнял, для чего такой большой. Пришлось объяснить: для важных собраний домкома.
Ольга рассмеялась, уткнувшись в его плечо:
– Домкома, значит? Надеюсь, директор не спросил, почему диван именно такой просторный?
– Конечно, спросил! Объяснил ему, что наш домком самый сплочённый в Москве. Сказал: понимаете, товарищ директор, у нас коллективный подход к принятию решений. Без тесного взаимодействия никак.
Ольга рассмеялась ещё звонче и подняла к нему лицо:
– Ты неисправим, Миша! Страшно представить, что о нас думают теперь во всех московских магазинах.
Михаил провёл ладонью по её щеке и прижал к себе:
– Пусть думают, что хотят. Главное – чтобы мы сами не перестали смеяться над этим абсурдом. А потом снимем об этом фильм и получим государственную премию за развитие социалистического реализма в быту.
Ольга щёлкнула его по носу и игриво прищурилась:
– Премию тебе лично вручит Олег Брониславович в африканском посольстве под кокосовыми пальмами.
Михаил покачал головой, чувствуя, как его охватывает нежность:
– Тогда осталось раздобыть кокосы, манго и маски африканских вождей.
Ольга снова засмеялась, притянув его лицо ближе и едва касаясь губами:
– Какие маски ты предпочёл бы, Миша? Чтобы строгие товарищи окончательно запутались, или попроще, для дружбы народов?
Михаил коснулся губами её виска и прошептал:
– Лучше маскировочные, чтобы нас не узнали даже строгие майоры. Хотя я готов рискнуть и предстать перед ними таким, какой есть – режиссёром эротического социализма в естественной среде обитания.
Она тихо рассмеялась и прошептала в ответ:
– Ты уже режиссёр моего счастья, а остальное не так важно.
Их взгляды встретились, и комната сразу стала теснее и уютнее. Михаил медленно провёл ладонью по её спине, чувствуя лёгкую дрожь.
– Знаешь, Оля, мы так увлеклись социалистическим строительством, что совсем забыли о личной жизни, – с улыбкой произнёс он.
Ольга отстранилась, притворно удивляясь:
– Правда? А мне казалось, твоя личная жизнь – это сплошные сантехники, комбайнёры и председатели колхозов.
– И это тоже, но главная героиня моего личного кино – ты, – прошептал Михаил, ласково касаясь её губ.
Ольга прикрыла глаза, позволяя ему целовать себя мягко и неторопливо. Они медленно переместились на пустой диван в углу комнаты, ставший декорацией для другой, более личной сцены.
Его пальцы осторожно расстёгивали пуговицы её платья, губы касались ключиц и плеч. В движениях была неторопливая уверенность и нежность.
– Знаешь, Миша, – прошептала Ольга, откидывая голову от удовольствия, – если сейчас кто-нибудь войдёт, мы окончательно укрепим репутацию самых абсурдных строителей социализма.
Михаил негромко засмеялся, касаясь её бедра:
– Это будет означать, что мы продолжаем выполнять партийные обязанности по укреплению дружбы и солидарности.
Ольга улыбнулась и притянула его к себе теснее. Они двигались медленно и чувственно, наслаждаясь каждым вздохом и движением. Михаил целовал её плечи, шею и грудь, чувствуя, как учащается дыхание.
– Оля, – шепнул он ей на ухо, – кажется, сантехнические советы снова придётся воплощать в жизнь.
Она тихо рассмеялась, прижимаясь к нему ещё теснее. Михаил вошёл в неё, чувствуя, как вся накопленная нежность и напряжение нашли выход в едином ритме. Их тела двигались слитно, воздух наполнился дыханием и тихими стонами.
В эти минуты они забыли обо всём, кроме друг друга, подтверждая, что их
