Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

Следом заговорила молодая лаборантка, руки которой дрожали, словно она всё ещё держала пробирку:

– Работая в лаборатории, даже не знала, что используется изменённое оборудование. Отделы намеренно разделили перегородками, некоторые помещения скрыли за матовыми стёклами. Никто не понимал, над чем трудятся соседи.

Не прямое доказательство подлога – но в сочетании с остальными историями это выглядело страшнее любой экспертизы.

Слова множились, словно капли дождя по стеклу, собираясь в потоки. Каждое свидетельство превращалось в осколок мозаики, вырисовывая чудовищную картину безумного управления.

И всё же, когда общественное мнение начало склоняться к обвинению, Холмс не дрогнула. Вместо признания – вызов.

– Все эти обвинения – пустая клевета, – произнесла она на камеру с ледяной уверенностью. – На предстоящей Национальной гематологической конференции мы раскроем ключевые научные данные, доселе засекреченные, и докажем подлинность технологии. Раз и навсегда.

Слова звучали как барабанный бой перед контратакой. Секрет, хранившийся под замком "коммерческой тайны", теперь обещали выставить на всеобщее обозрение.

Мир замер в растерянности.

– Если она так уверена, может, технология действительно существует?

– Нельзя же отрицать всё без доказательств.

– Подождём конференции – посмотрим, что покажут. Тогда и судить будем.

Толпа всегда ищет повод поверить – и Холмс умела играть на этом. Мнения качнулись, как пшеница под ветром.

Сергей Платонов, наблюдая за этим, усмехнулся – тихо, с горечью, словно видел повтор старого спектакля.

– Человеческая натура… не меняется, – прозвучало в полумраке.

Всё происходило точно так же, как и прежде – в прошлой жизни, в прежнем круге событий. Тогда Холмс тоже била себя в грудь, уверяя, что правда откроется миру на конференции.

Но когда настал день, когда экраны вспыхнули и проекторы включились, вместо триумфа их ждало нечто иное. Когда наконец показали "сырые", неотредактированные данные…

Скандал разгорался с каждым днём, будто костёр, в который без конца подбрасывали сырые, дымные поленья. Воздух в зале заседаний был пропитан смесью раздражения и любопытства – густой, вязкий, как смола.

Холмс, уверенная в собственной гениальности, выложила на стол обещанные данные. Экраны за её спиной загорелись графиками, столбцами цифр, строками формул – и чем дольше на них смотрели, тем сильнее холодок пробегал по спинам слушателей. Из представленного "научного" отчёта следовало, что всё исследование строилось на шести образцах крови, а разброс результатов был таким чудовищным, что в нём тонула сама логика.

Шёпот прошёл по залу, как ветер по высокой траве.

– Это всё?

– Шесть образцов?

– Она издевается?

Конечно, Холмс не ожидала, что кто-то поверит в это. Задумка была иная – выиграть время. Потянуть, запутать, дать публике новую кость для споров.

Но Сергей Платонов ждать не собирался.

Когда экран погас, в зале воцарилась напряжённая тишина, и звучный голос его адвоката прорезал воздух:

– На этом представление доказательств завершено, ваша честь.

Судья кивнул, и процесс вступил в последнюю фазу – заключительные речи.

Защитник Холмс выступил первым. Голос его дрожал, но звучал страстно, будто он обращался не к присяжным, а к человечеству.

– Мы создали гусыню, что несёт золотые яйца! – воскликнул он. – Но ослеплённые завистью, вы хотите вспороть ей брюхо, лишь потому, что не верите в чудо! Это не суд – это охота на ведьм! А если вы ошибаетесь? Что тогда?

Ответ обвинения был ледяным, как клинок хирурга.

– Мы не требуем убить гусыню, – спокойно произнёс адвокат Платонова. – Мы лишь спрашиваем, почему её смотритель запирает сарай на засов, пугает и выгоняет всех, кто пытается заглянуть внутрь. Мы не спорим о яйцах – мы спорим о надзирателе. Если гусыня действительно несёт золото, она будет делать это и под другим присмотром.

Речь закончилась, и присяжные удалились. В зале звенело ожидание.

Вердикт огласили быстро – уверенно, без колебаний.

– Мы, присяжные, единогласно признаём ответчика, компанию "Теранос", виновной в некомпетентном управлении. Решение вынести в пользу истца, Сергея Платонова.

Ропот прошёл по рядам – смесь облегчения, шока и злорадства.

Холмс приговорили выплатить сто пятьдесят миллионов долларов компенсации и ещё семьсот миллионов в виде штрафа. Но судья, не дрогнув, отклонил последнюю часть.

– Без доказанного мошенничества подобные санкции незаконны, – холодно произнёс он, и молоточек ударил по дереву.

Для Платонова это не имело значения. Деньги никогда не были целью. Важно было другое – прецедент, подтверждение системного гниения, признание суда.

И тогда прозвучало решение, от которого ахнули даже репортёры:

– С учётом того, что халатность в управлении медицинской компанией представляет угрозу общественной безопасности, суд постановляет назначить независимого внешнего аудитора. Все соглашения о неразглашении, использовавшиеся для давления на сотрудников, считаются недействительными.

Эти слова упали в зал, как удар колокола. С каждой секундой казалось, что в воздухе становится легче дышать. Кто-то выдохнул, кто-то засмеялся от облегчения, кто-то просто закрыл глаза, чувствуя, как напряжение, копившееся неделями, спадает, словно после долгой грозы.

В тот момент в зале запахло освобождением.

Отмена приказов о неразглашении стала тем камнем, что сдвинул лавину.

Теперь независимая проверка могла проникнуть в самые потайные уголки компании, раскрывая то, что прежде скрывалось за витриной из стекла и блеска. Это был третий упавший домино.

А спустя несколько дней рухнул четвёртый.

Сквозь ленты новостных эфиров пронеслось:

"Федеральная прокуратура официально начала уголовное расследование против компании Theranos".

В прошлой жизни от громкой публикации в "Уолл-стрит Таймс" до предъявления обвинений Холмс прошло два года и восемь месяцев – бесконечный срок, растянутый на вязких страницах патентных споров и корпоративных тайн.

Силиконовая долина, родина технологических чудес, свято чтила обеты конфиденциальности. Там секрет формулы или алгоритма ценился дороже золота, и потому правда выползала наружу медленно, словно через густую смолу.

Но теперь всё было иначе.

Сергей Платонов направил свет не в недра технологий, а в саму суть управления. Не пришлось даже вскрывать сложные схемы патентов – подозрительных деталей хватало и без этого.

Вот, к примеру, один из эпизодов:

– Мы постоянно получали аномально высокие показатели, – признался один из инженеров. – Тогда пришлось написать новую программу. Если система выдавала заведомо ошибочные данные, экран просто замирал.

Иными словами, в Theranos сознательно создали алгоритм, подменяющий результаты анализов.

Дальше – больше. С каждым днём следствие приносило новые откровения. Домино падали десятками, один за другим.

– Главный недостаток прибора "Ньютон" заключался в том, что он мог обрабатывать лишь один анализ за раз. Говорили о "мгновенных тестах", а на деле каждый занимал полчаса. Чтобы ускорить процесс, решили запускать сразу шесть, но забыли об элементарном – перегреве.