Стать тенью для зла (СИ) - Силаев Денис

— С берега сигнал "Минная опасность"! — раздался крик с носа. Этого еще не хватало. По этому сигналу много что происходило, но обязанность любого маломерного судна очистить акваторию ставила крест на их маршруте. Какого черта, ведь только начало темнеть? Русские миноносцы, получается, вышли из своего порта еще засветло?

— Подожди, матрос. — Старший на катере сейчас был лейтенант Кимура, он, согласно субординации, первым и подал "командный" голос. — Батареи на берегу не могут передавать сигнал "Минная опасность", они только дублируют сигнал с кораблей. Был такой сигнал? — Он, привстав на банке так, чтобы обозревать и корму, и нос, обвел всех взглядом. Виноватые глаза были ему ответом. Никто не видел сигнала с моря. Силуэты кораблей мористее уже таяли в надвигающейся ночи, не выделенные ни одним огоньком. Это было нормально, но где прожектора с крейсеров, которые должны защищать броненосцы от атак с моря?

Странно, но надо было действовать. Обозначить себя огнями и пристать к берегу. Дождаться отбоя тревоги и, обозначив начало движения двумя сигнальными ракетами, продолжить путь. Наверное, береговые крысы что-то напутали, и сейчас все выясниться. Кимура отдал необходимые команды, и катер начал разворачиваться к еле видимой полосе прибоя. Два матроса, пряча разочарование (теперь куковать на берегу, вместо теплой койки где-нибудь в коридоре), принялись поднимать шторки на ходовых огнях.

Прожектор от скал ударил, другого слова тут не подобрать, совершенно внезапно, высветив их суденышко, казалось, ярче, чем лучи дневного солнца.

— Что за идиоты! — Ругнулся лейтенант и потянулся к ракетнице. Зеленая, потом красная — сегодняшний сигнал для опознавания своих. Вот пошла зеленая ракета...

Что-то бумкнуло на берегу, и рядом с катером встал столб воды, потом второй. Их обстреливали свои же! Невероятные, тупые идиоты. Кимура, матерясь последними словами, послал в небо вторую ракету, и, словно вторя ему, еще ближе ударил третий снаряд. И ведь не подумаешь, что эти сухопутные крысы что-то не получили сегодня, сигнал менялся раз в два дня, и сегодня еще был вчерашний. Каждая собака на батареях, прикрывающих угольные склады, должна была знать этот сигнал. Зеленая, потом красная ра... Исороку, чувствуя, что тупеет и куда-то проваливается, в непонимании уставился в небо. Там догорала первая... Желтая, черт бы ее побрал, ракета. И немного повыше, плавно опускалась вторая. Тоже желтая... Только что же видел...

А потом мичман понял, что слышит какой-то резкий звук, но именно понял, а не услышал. Сразу-же в спину ударило и он полетел в воду.

8 мая 1904 года. Порт-Артур, Новый Город.

Если бы окна дома Вильгельма Карловича были обращены на восток, то скорее всего, в них уже брезжил бы рассвет. Но во первых, окна смотрели на север, а во вторых были плотно задрапированы тяжелыми шторами. Голоса в голове, затихшие еще вечером, пока не появлялись. Черт, досадно, что он может слышать их не всегда. Три раза раза тетка в голове издавала какой-то звук, но ничего больше не происходило. По прошлому опыту, Вильгельм Карлович установил, что это, должно быть символизирует хлопнувшую дверь. Кто-то входил или выходил из Вишневого Сада.

Два невозмутимых лица, обращенные к нему. Лицо Васильева, часа два как перестало выражать собачью преданность и излучать лихой и придурковатый вид, но по прежнему бодро, и, кажется, матрос до сих пор чутко вглядывается и вслушивается в ночь. Он видел демонов, и знает, что они существуют. Он своему адмиралу верил.

А вот что выражало лицо лейтенанта Кедрова, Витгефт разглядеть не мог. Сидел тот в глубоком кресле, держа на коленях руку с длинноствольным Браунингом (точнее Вильгельм Карлович сказать не мог, не разбирался в них), и похоже, в сон его тоже не клонило. А что может заставить офицера не клевать носом третий час подряд в темной комнате в полной тишине и при полном-же отсутствии, скажем, прекрасной дамы? Мысли. Мыслей ему Вильгельм Карлович подкинул еще с вечера. Покрутив рукоятку меча с двухдюймовым обрубком странного лезвия (одна из сегментных пластин на ручке оказалась поворотной), почувствовал исходящую странную вибрацию, и на глазах изумленного лейтенанта, ОТРЕЗАЛ от заварного чайника носик. Ровненько, будто носик был из зачерствевшего сыра. Не говоря ни слова, показал как проворачивается ручка, и протянул обломок меча офицеру.

Михаил Александрович, следует отдать ему должное, не стал закатывать глаза и бегать по комнате с криками "невероятно", "не могу поверить", и прочими неможетбытиями. Вот явно на своем месте в штабе этот, безусловно смелый лейтенант. Может думать. Может сопоставлять. Догадался же, что они с Васильевым высматривали тогда на рейде? Вспомнил рассказ раненного друга, моментально перенес его рассказ с категории "возможный бред раненного в бою товарища" в категорию "что-то невероятное, но, видимо, имеющее место быть", и додавил матроса на откровенность.

Размышляй, мой флаг-офицер, размышляй. У тебя есть над чем подумать. Например над тем, почему я предоставил под лучи славы Иванова, полностью отказавшись от своих заслуг в истории с подрывом японских броненосцев. Только ты видел как на самом деле происходила отдача приказа. Да и Васильев рассказал уже, какие дурацкие слухи о себе я велел распускать. С чего бы это? А меч, который я, только взяв в руки, заставил заработать? И отказавшийся что-либо пояснить, приказал найти Васильева и вооружившись чем можно, прибыть ко мне не позднее полуночи?

"Чем можно" в исполнении лейтенанта оказалось впечатляющим. Вильгельму Карловичу достался шестизарядный Уэбли (в довесок к найденному таки в прихожей Нагану) лейтенант сидел с Браунингом и кортиком, а матросу вручили тульскую курковую двустволку и полдюжины патронов с крупной дробью. Ну и компания у нас, хорошо что дражайшая Елена Григорьевна не видит, отправил ее во Владивосток. С гавани донеслись какие-то выстрелы. Луна уже ушла за горизонт, и японцы, видимо, пробовали успеть до рассвета выкинуть на фарватер немного мин.

- Ты слышал, Идзити? - ох, как же это внезапно прозвучало в темноте!

- Что там?

- Какая-то странная история у Эллиотов. Того вдруг засобирался куда-то, но потом отменил выход.

- Это наш Ямамото сообщил?

- В том-то и дело что нет, он вообще молчит. А корабли остались на месте, стравив пары.

- Ладно, Ямагато расскажет. Ты скоро?

- Мне минут двадцать еще.

- А слушай, пока нас Уэджи-кун не слышит...

Ну, пожалуй самое время сделать кое-что. Уверенным движением адмирал поднес ладонь к голове. Как в ту памятную ночь, положил ладонь на висок. Потренировался, пока Кедров бегал за Васильевым. Уверенное движение рукой снизу вверх - и вот на ладони лежит темная бусинка. Когда услышал про телефон с бионашлепкой, сворачивающейся в шарик, решил попробовать. Неизвестно как такое может быть, но сработало.

Тихонько, жестом подозвал Кедрова. Предложил сесть за стол, и протянул руку к голове офицера. Только не резко, испугается еще. Выглядело так, будто стареющий адмирал хочет погладить своего адъютанта.

- Не дергайтесь, Михаил Александрович. Пора Вам кое-кого услышать.

Отступление.

О хрононавтике для чайников, издательство 2471 года. Глава 14.

Служба Патруля Времени карает хронопиратов без всякой жалости. За каждой попыткой изменения Истории - выбросы энтропии, приводящие к жертвам среди невинных людей, и несущие прямую угрозу всему человечеству. Что было - то было, и пусть человечество делает выводы и учится на ошибках прошлого, а не пытается его изменить.

Но часто бывает, что уничтожить или захватить пиратов, равно как и устранить возможные расхождения в материальном мире, бывает недостаточно. Приходится изымать из эпохи, подвергшейся атакам из будущего и знания хроноаборигенов о том, что такое вмешательство было. Ибо никогда человек, знающий, что только что произошло вмешательство в историю, не станет действовать так, как действовал бы если бы он о таком вмешательстве не знал. Изымаются все люди и предметы, могущие свидетельствовать о таком вмешательстве. При невозможности сокрытия таких свидетельств - они уничтожаются.