Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Я окинул взглядом отряд освободившихся и выбрал четверых покрепче.
— Пойдёте со мной, — произнёс я приказным тоном, и от усталости это получилось сухо, жёстко.
Один пистолет я всегда держал наготове, второй отдал Оксане.
Они напряглись, некоторые даже отрицательно мотнули головами. Тогда я поднял ладонь, стараясь говорить мягче:
— Всё нормально, мужики. Там мой коллега и друг. Он ранен, его нужно вытащить — нельзя уходить без него.
Они, наконец, кивнули. Двоим другим я велел искать выход. Они упирались, не хотели отходить от группы, но я настоял: нам нужно как можно скорее найти выход и выбраться отсюда. И самым эффективным будет именно разделиться.
Мы вошли в помещение крематория. Жар от печи ударил в лицо. Семён Алексеевич лежал там же, где я его оставил. Повязка на боку почернела от крови, а с нею он терял жизненные силы.
— Аккуратно его берите, — скомандовал я.
Про себя подумал: эх, были бы носилки. Глаз зацепился за брезентовый халат, висевший на стене — больше похожий на старый рыбацкий дождевик. Сдёрнул его и бросил мужикам.
— Так! Кладите его сюда. Аккуратнее, эй! Не дрова несете.
Они послушались, аккуратно уложили Мордюкова на плащ. Тело Морды — тяжёлое, неповоротливое. Мужики взялись за углы импровизированных носилок, подняли его, и голова Семёна Алексеевича безвольно моталась, пока они шагали.
— Голову держите кто-нибудь! — крикнул я.
Кобра пристроилась рядом, придерживала голову, пока я охранял всю нашу процессию. Неизвестно, кто здесь мог еще нам попасться и в какой момент.
Мы двинулись. Тут же откуда-то из коридора раздался крик:
— Сюда! Здесь лифт!
Это нас окликнули те двое, что ушли искать выход.
Мы пошли на голос и вскоре очутились у лифта. Дверцы лифта не реагировали на кнопки. Мы сгрудились у панели. На экранчике загорелся сенсор — отпечаток пальца.
— Нужно приложить палец, — сказала Кобра.
— Верно, — подтвердил один из мужиков. — Это замок электронный. Считыватель.
— Чёрт… — выдохнул я. — Тут нужен кое-какой конкретный палец. Тащите труп Ландера.
Приволокли профессора с раздавленной головой. Один из парней скорчился, скрючился — и его вырвало прямо на пол. Остальные держались. Мы подтащили тело профессора к двери и приложили палец к сенсору. Красный индикатор вспыхнул и замер. Не реагирует — наверное, умная машинка поняла, что палец холодный, неживой.
Доступ ограничен.
Или у профессора не было доступа? Ну да… Он, возможно, здесь сам был как пленник.
Я со злости пнул дверь. Выстрелить? Нет смысла. Только замкнёт, и всё.
И тут раздался взрыв. Пол сотрясся, стены загудели. В помещении крематория что-то обрушилось, осыпался бетон. Воздух наполнился гарью и дымом. Освобождённые с криками отчаяния попадали на пол, закрывая головы руками.
— Что происходит⁈ — закричал один из них.
— Самоуничтожение, — резко сказал я. — Думаете, наш побег остался незамеченным?
— Но ты же сам сказал, что мы в безопасности… — начал было другой.
— Спокойно, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Не разводи панику. Здесь нет охраны, но электроника, вероятно, под контролем. Всё это управляется снаружи. Но раз есть вход, значит, и выход имеется. Будем выбираться.
Не успел я договорить, как грохнуло уже в другом крыле. Гулкое обрушение, клубы пыли, стало нечем дышать. Люди кашляли, зажимали лица руками.
Мы пробовали пальцы ещё нескольких трупов — на этот раз охранников, но ни один не подошёл. Я скрипнул зубами. Вот гадство! Что делать?
И тут меня осенило.
— Дирижёр, — сказал я тихо, почти самому себе. — Он был вхож сюда. Его не держали в клетке, это очевидно. Он не пленник. Если что-то и откроет этот лифт — то его палец. Идем за Дирижером!
Притащили труп Савченко, такой же безобразный, как и профессора. Скользя на усталых ногах по кровавым следам, приложили его палец к сенсору — и о чудо! Загорелся зелёный индикатор.
— Есть! Ура! Мать честная! — голосил народ.
Лифт приветственно звякнул, и створки с шипением разошлись. В этот момент грохнул новый взрыв, уже совсем близко. Бетонное нутро лаборатории тряхнуло, и стало ясно: всё это подземелье постепенно превращается в могилу.
Бетонный саркофаг.
— Быстрее! — крикнул я, пропуская внутрь людей, снова подхвативших Мордюкова. — Ещё один взрыв, и всё здесь к чёртовой матери обрушится! Этого тоже с собой, — кивнул я на труп Дирижёра. — Вдруг там, наверху, ещё какая-то дверь — и нужен будет доступ.
Мы еле втиснулись в огромный лифт, учитывая, что с нами был ещё и Семён Алексеевич. Его пришлось поднять и прижать к стенке, а труп Дирижёра мешком лежал в углу. Сердце моё сжималось от бессилия, пока я смотрел, как обращаются с раненым, но что делать — вариантов не было.
Народ был напуган до дрожи. Пленники, которых мы освободили, держались из последних сил, в глазах у каждого стоял животный страх. Один даже крестился, шептал что-то под нос, другой парень, молодой, закусил губу так, что пошла кровь. Люди прижимались друг к другу в тесном лифтовом пространстве, боялись даже вдохнуть лишний раз, словно воздух здесь был отравлен.
Один из пассажиров был мёртв, другой умирал, я — весь перепачкан сажей и кровью, остальные измождены, избиты. Было от чего вздрогнуть, но я не отвлекался на эмоции.
Лифт дёрнулся и пошёл вверх. Металл гудел, где-то внизу продолжали раздаваться взрывы, но мы всё поднимались. Наконец, двери раскрылись, и мы оказались в полутёмном помещении без окон.
— Выходим, быстро! — рявкнул я.
Мужчины рванули к выходу, но неумело, сбивая друг друга, толкаясь, мешая.
— Куда прёте⁈ Пропускайте друг друга! — закричала Кобра.
Она держалась твёрдо, но гражданским не хватало её закалки. Каждый пытался спастись первым, поскорее убежать далеко от страшных подземелий. Пришлось вмешаться — я развернулся и залепил одному по уху, чтобы угомонить. После этого стало чуть спокойнее, люди выстроились и начали выходить более или менее по порядку. Двое последних вынесли Мордюкова на плаще, причём выравнивали торопливые шаги, стараясь не уронить.
Я пошёл за ними. Обернулся: в лифте остался труп Дирижёра, его голова — кровавое месиво. И мысль кольнула: если всё здесь взорвётся, кто нам поверит? Что на нас ставили опыты? Что препараты существуют? Тело Дирижёра — это доказательство. Наверняка в нем при вскрытии найдут какие-то изменения и перестройки в организме.
— Эй! Вытащите труп, — приказал я. — Скорее!
Я придерживал двери. Двое из самых смелых вернулись и, морщась, рывком вытащили его за ноги. В этот момент внизу снова бабахнуло, и кабинка лифта ухнула в шахту. Металл завыл. Мы едва успели отскочить, на автомате потянув за собой и тело.
— Всё. Подземной лаборатории больше нет, — выдохнул я. — Вовремя мы… Фу-ух…
Огляделся. Свет погас с последним взрывом. Народ зароптал. Снова страх охватил людей. Нужно выбираться поскорее.
Стали обшаривать помещение на ощупь.
— Здесь что-то есть! Лестница! — закричал кто-то.
— Вот, кнопка! — сказал другой.
— Жми! — отозвался третий.
Нажали. Потолок над нами раздвинулся. В лицо ударил солнечный свет. Я не думал, что когда-нибудь так обрадуюсь простому дневному свету. Кажется, сто лет его не видел.
Из потолка тут же выдвинулась автоматическая лестница.
— Я первым пойду вверх, — сказал я. Никто не успел даже возмутиться, как я добавил: — Там ещё могут быть враги.
Тело гудело от усталости, но ступенька за ступенькой я выбрался. Пистолет всегда в руке, указательный палец — на спуске. Но применять оружие не пришлось.
Узнал место сразу. Это был тот самый домик, где нас поила чаем лжесмотрительница. Но теперь он был пуст. Только в окно я увидел, как по грунтовой дороге уходит автомобиль — лёгковушка, то ли отечественная, то ли какая-то иномарка старой модели.
«Смылась, гадина», — подумал я, помогая подниматься остальным.
Мы осторожно подняли и вынесли Мордюкова, который по прежнему ни на что не реагировал. Через несколько минут все оказались снаружи. С облегчением выдохнули. Под ногами травка, над головой — ясное небо. Пели птицы, грело солнце. И база отдыха над лабораторией показалась сейчас настоящей.