Загнать валькирию - Константин Лучезаров
Слова падали, как удары топора. Чётко, беспощадно, логично. И от этого становилось только хуже.
— Нет, — ровно сказала Виктория без намёка на сомнения.
Вистест слегка приподнял бровь, будто услышал неуместную шутку.
— Это не просьба. Это необходимость. Ваши чувства в данном случае — роскошь, которую вы не можете себе позволить.
— Мои дети никуда не поедут. Они остаются со мной.
— С вами? — в его голосе прозвучала лёгкая, убийственная насмешка. — С женщиной, которая довела дела до визитов ростовщиков? Вы — не защита. Вы — причина опасности.
Он сделал шаг в сторону лестницы, ведущей наверх. Этот простой, самоуверенный жест стал последней каплей.
Она рванулась, опередив его. Её рука вцепилась в массивную хрустальную вазу с консоли. Не думая, она швырнула её о дубовый косяк лестницы. Глухой удар, хрустальный звон — и в её руке остался тяжёлый, зубчатый осколок с лезвием, острым и непредсказуемым, как сама её ярость.
Теперь она стояла на нижней ступени, держа перед собой осколок вазы, как оружие последней надежды. Кривой. Смертельный. Отчаянный.
Её глаза, как два радара, отслеживали цель — запястья.
— Стоять, — её голос был тих, но в нём звенела командирская сталь.
Вистест остановился. Не от страха. От изумления. Глаза его сузились.
— Вы с ума сошли? Дети наверху! Им нужна мать, а не сумасшедшая.
— Больше ни шагу!
Вистест раздраженно вздохнул. Быстрым, почти невидимым движением его рука метнулась под плащ. Оттуда, с шипением рассекая воздух, вылетел кнут. Петля из полированной кожи, точная как щупальце, чтобы обвить и стянуть её запястья, вырвать оружие.
Глаза девушки, годами прошлой жизни натренированные читать язык тела противника за долю секунды до удара, уже поймали этот едва заметный сдвиг тела, напряжение плеча и лёгкий разворот корпуса.
Виктория не отпрыгнула. Она рванула вперёд, в мёртвую зону удара, где свистящий хлыст был лишь беспомощным хвостом. Инстинктивный замах осколком был направлен не на него — на его руку, на источник угрозы.
Он отпрыгнул с грацией, невероятной для его размеров, но острый кристалл хрусталя чиркнул по манжете его рубашки, зацепив массивную запонку. Раздался неприятный скрежет. Резкая, жгучая боль, пронзившая её ладонь, заставила пальцы рефлекторно разжаться. Девушка неуклюже отскочила, а осколок едва не выпал из окровавленных пальцев.
Они замерли в немой сцене. Он — с опущенным кнутом, не сводя глаз с царапины на идеальной запонке. Она — прижимая к груди окровавленную руку, по пальцам которой уже струилась тёмно-алая кровь. Боль была ничто по сравнению с ослепительной яростью и… странным удовлетворением. Она действовала. Не терпела, не подчинялась — сражалась. Наконец-то!
Вистест медленно опустил руку, кнут бесшумно скользнул под плащ. Его лицо было каменной маской, но в глазах, глубоких и чуть раскосых, мелькнуло нечто новое. Изумление. Потом — быстрая, как тень, цепкая догадка. Он знал эту женщину — вернее, знал ту, кем она была: изнеженной, капризной куклой, сияющей как драгоценный камень внешне и пустой внутри. Перед ним стояло нечто иное, новое. С глазами загнанного волка и упрямством, достойным горного тролля. Выходит, Меридан разглядел в ней то, чего не видел никто.
— Вы… удивили, — произнёс он наконец, и в его голосе не было ни капли лести. Была констатация факта. — Ваши попытки глупы до безрассудства, но удивительны. Уберите эту стекляшку. Вы истекаете кровью, и это точно не то, что поможет нам спокойно поговорить.
— Сначала вы отойдёте от лестницы, — выдохнула она, чувствуя, как дрожь от боли начинает пробиваться сквозь адреналин.
Старик отступил на два шага, жестом уступая поле боя. Она спустилась, положила осколок на тумбу и, не сводя с него глаз, подошла к комоду, где лежала аптечка. Одной рукой, зубами и здоровой рукой она разорвала упаковку стерильного бинта и начала, не глядя, накладывать повязку на глубокую, но неопасную царапину. Движения были точными, практичными, без тени кокетства или слабости.
Вистест наблюдал. И снова поражался. Такая… компетентность в бытовом ранении не вязалась с образом светской львицы… И хладнокровие… Она же совсем не боится крови.
— Ваш порыв благороден, но лишён смысла, — заговорил он снова, уже мягче. — Даже если я уйду, опасность останется. Поезжайте с детьми. Все вместе. Клан Коварди даст вам кров и защиту.
Она туго затянула бинт и повернулась к нему, заканчивая узел зубами.
— Спасибо. Но это ничего не изменит.
— Объясните.
— Вы знаете правила трёх основ Сатии? — спросила она, и голос её стал сухим, как у штабного офицера, объясняющего устав новобранцам.
Вистест молча покачал головой. Законы небольших государств Ландинии его мало интересовали.
— Аристократ сохраняет титул и защиту закона, пока у него есть три вещи, — она перечислила по пальцам здоровой руки, не выпуская гиганта из поля зрения.
— Честь — не совершил бесчестного или уголовного проступка. Ум — имеет образование и дал его детям до их двадцатилетия. И Земля — имеет надел земли или, как в нашем случае, собственный дом в городе. Потерять дом — значит потерять статус. А статус — это единственная причина, по которой нас с детьми до сих пор не убили, а лишь «вежливо» запугивают. Убийство аристократа расследуется без срока давности. Здесь, в Сатии, мой конфликт со Скондрелами — общее место. Убийство же простолюдинки? — она горько усмехнулась. — Расследование можно прекратить за взятку размером с месячное жалование клерка. Или вовсе не начинать: «поскользнулась, упала». Бросить дом — всё равно что добровольно снять с себя бронежилет и повесить на спину мишень. Ваша защита на Гиантии не отменит законов Сатии. Да и брачный договор Линеи, — она сделала едва заметную паузу, — потеряет силу вместе с моим титулом.
Она закончила. В комнате повисло молчание. Вистест Коварди медленно переваривал информацию. Его план, такой ясный и логичный с точки зрения клановой чести, разбивался о местные, причудливые, но незыблемые правила игры. Он смотрел на эту хрупкую, окровавленную женщину, которая с холодной яростью защищала не просто детей, а местную дикость под названием «статус» — этот гротескный танец на лезвии, который она выучила, чтобы не упасть. И понимал, что недооценил ситуацию. И её.
— Значит, дом нужно сохранить, — резюмировал он.
— Несомненно.
— А денег нет.
— Только долги.
— Скондрелы не отступят.
— Никогда.
Он задумался, его взгляд ушёл куда-то внутрь, перебирая варианты, как перебирают патроны перед решающим штурмом.
