Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский

Кобрук тяжело вздохнула.

— Присядь, Илья. Разговор будет непростой.

Когда врач перед сообщением диагноза предлагает родственникам присесть, это никогда не сулит ничего хорошего. Это значит, новость будет такой, что может сбить с ног.

Кобрук была опытным «врачом» административной системы. Она готовила меня к худшему.

Я прошел к ее столу и сел напротив.

— Вчера вечером, около девяти, мне позвонили домой, — начала она, медленно массируя виски. — Прямо на личный телефон, номер которого знают единицы.

Позвонили домой. На личный телефон. Приказ, от которого нельзя отказаться. Не просьба. Ультиматум. И сделано все ночью, в воскресенье, чтобы не было времени на реакцию, на контригру.

— Сообщили, что Игорь Степанович срочно, с сегодняшнего утра, переводится во Владимир. В связи с обострением эпидемиологической ситуации.

— Журавлев? — вырвалось у меня. Первая и самая очевидная мысль.

Кобрук покачала головой.

— Нет, не Журавлев. Звонили люди куда более серьезные. Из центрального аппарата Гильдии в Москве. Но Журавлев, разумеется, с утра уже подтвердил их слова. Сказал, что решение принято на самом высоком уровне.

«Центральный аппарат». «Высокий уровень».

Стандартные эвфемизмы для обозначения силы, с которой бессмысленно спорить. Но зачем «центральному аппарату» понадобился обычный заведующий отделением из провинциальной больницы?

Он не политик, не олигарх, не носитель государственных тайн. Он просто хороший хирург. Или… дело было не в нем?

— Чует мое бурундучье сердце — тут дело нечисто! — засуетился в моей голове Фырк. — Шаповалова убрали, чтобы ослабить тебя! Без него ты как черепаха без панциря!

Он был прав. Это было похоже на рокировку в шахматной партии. Убирают с доски сильную фигуру, чтобы открыть путь к главной цели.

Ко мне.

— Официальная версия, — продолжила Кобрук ровным голосом, — Гильдия хочет усилить кадровый состав Владимирской центральной больницы перед прогнозируемой волной «стекляшки». Говорят, всплеск заболеваемости уже начался и он будет куда сильнее предыдущих.

— То есть, перевод временный? — я зацепился за эту тонкую соломинку. Всерьез обдумывая все возможные варианты.

Кобрук посмотрела на меня с сочувствием. И в этом взгляде надежды не было.

— Илья, я в этой системе работаю давно. Такие «временные» переводы обычно заканчиваются принудительной сменой места жительства и работы. Сначала его отправят на месяц, потом, под предлогом нехватки кадров, продлят еще на три. А потом просто найдут формальную причину, чтобы оставить его там насовсем.

Она говорила прямо. Без обиняков. Это была ссылка. Изощренная, обставленная красивыми словами о «производственной необходимости», но ссылка. Его убрали с доски.

И я остался один.

— Но это же нелогично! — я чувствовал, как внутри закипает холодное раздражение. — Крылова, владимирского хирурга, здесь оставили, хотя он опытнее меня как минимум на бумаге. Журавлев тут с утра до ночи торчит со своей комиссией. А Шаповалова, ключевую фигуру, заведующего целым отделением, в разгар этой суеты просто забирают?

Я намеренно перечислял факты, указывая на вопиющую абсурдность ситуации.

Это был классический прием «разделяй и властвуй». Убирают сильного, независимого лидера, который мог бы стать моей опорой. Оставляют «надзирателя» Крылова и «инквизитора» Журавлева, чтобы держать меня в узде.

— Да, — спокойно кивнула Кобрук, и это ее спокойствие было чересчур показным. — Система так работает. Иногда просто нужно подчиниться. Кстати, чтобы ты не волновался, Крылова тоже через неделю отправляют обратно во Владимир.

— И Крылова? — удивился я.

— И Журавлев здесь долго не задержится, — добавила она, глядя на меня поверх очков, которые снова нацепила на нос. — Выполнит свою миссию и уедет.

«Миссия». Какой точный и зловещий выбор слов. Не «проверка», не «инспекция». У проверок есть регламент. У инспекций — цели.

А у «миссии» есть только одна задача, и она, как правило, не афишируется.

Я задумался, пытаясь выстроить логическую цепочку.

Эпидемия «стекляшки» идет уже полгода. Сначала все силы бросили на усиление Мурома, прислав того же Крылова. Теперь внезапно усиливают Владимир, забирая нашего лучшего хирурга.

Логики в этом не было никакой — население Владимира в пять раз больше, им всегда нужны кадры. Но забирать заведующего хирургией из и так обескровленной районной больницы?

— Странно, что Игорь Степанович трубку не берет, — заметил я, снова возвращаясь к этой тревожной детали. — Мог бы хотя бы предупредить.

— У них там действительно аврал, — Кобрук пожала плечами с видом человека, которого уже ничем не удивить. — Вся область в экстренном порядке скинула им персонал. Около ста человек дополнительно за сутки. Представляешь, какой там хаос?

Сто человек. Она создавала картину вселенского бардака, в котором пропажа одного человека — ничего не значащая мелочь. Но это была ложь.

Шаповалов не тот, кто потеряется в толпе. Он тот, кто эту толпу организует.

Даже если бы во Владимире начался конец света, он нашел бы тридцать секунд, чтобы ответить на звонок. Или скинуть короткое сообщение. Хотя, в больнице никогда нельзя быть ни в чем до конца уверенным. Все-таки я не знаю той ситуации, что там творится.

— И вы не считаете это странным? — я пристально посмотрел на нее. — Он же заведующий отделением. На нем вся экстренная хирургия держится.

Кобрук откинулась в своем массивном кресле, и ее поза из оборонительной стала властной. Она перешла в наступление.

— Считаю. Но, во-первых, у нас есть Игнат Семенович Киселев, который временно возьмет ваше отделение под свое крыло. А во-вторых, — она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза, — у нас есть ты.

— Я? — я невольно поднял бровь.

Конец гамбита. Они пожертвовали «ладьей», Шаповаловым, чтобы продвинуть в «ферзи» меня.

Или она хочет заставить меня так думать. Вопрос — это их изначальный план? Или гениальная импровизация Кобрук, которая решила использовать атаку врага в своих целях?

Сообщив мне эту новость, она еще и сделала мне предложение. И от моего ответа теперь зависела судьба всего отделения.

— Да, вы, — подтвердила Кобрук, и ее взгляд стал жестким. — Слухи распространяются быстро, Илья Григорьевич. Девяносто шесть баллов на экзамене, спасение барона фон Штальберга, позавчерашний невероятный случай с сыном графа Ушакова… В общем, мне сказали напрямую, цитирую: «пусть это будет проверкой для Разумовского».

Проверкой. Какое точное и циничное слово. Скорее полевое испытание под вражеским огнем. Они бросали меня в самое пекло — без командира, без