Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт
Уже запряжённые в экипаж козлы нетерпеливо перебирали ногами на подъездной аллее. Завтрак мы решили взять с собой, чтобы прибыть в город пораньше. Когда садились, появился Яроцап верхом на здоровенном козлище. Борода скакуна была заплетена в длинную косу, а острые рога придавали весьма воинственный вид: я впервые смог рассмотреть вблизи настоящего железнорога. Именно таких красавцев поставлял наш завод государевой армии и продавал богатым дворянам. Очередь из желающих была чуть ли не на пару лет. Я подумал, что надо потренировать свои навыки верховой езды: Василий и в этом случае отдавал предпочтение теории и катался в экипажах.
До Хомячинска добрались относительно быстро и без происшествий, всего с одной подзарядкой. Город показался мне более шумным и многолюдным, чем столица, поскольку академия находилась в тихом районе. Мы с трудом пробирались между телегами, колясками, каретами да верховыми козлами. «Пробки из-за козлов, — хмыкнул я, — очень жизненно». Последнюю часть пути мы тащились буквально в час по чайной ложке.
Третье отделение встретило нас большим гулким холлом и единственным дежурным у дверей. Узрев князя да генерала, бело-шпротный котейка растерялся, бестолково забегал по лестнице, затем на пару минут пропал, а вернувшись, пригласил нас к начальнику отделения.
— Признаюсь, удивлён вашему визиту, Матвей Афанасьевич, майоратным вопросом занимается Династическая комиссия, — с лёгкой ноткой снисхождения произнёс черно-белый мелкий кот с удивительно короткими усами.
— При чем тут майорат? — изумился папенька.
— Как, вы не знаете? Фома Кистеньевич подал прошение, чтобы козлезавод признали неотъемлемым имуществом титула. Я подумал, вы по этому поводу.
— Скотина, — прошипел сквозь зубы князь. — Нет, согласно закону Великой Котовии, я извещаю власти о магическом даре моего сына Василия Матвеевича.
— Как? Что? Это ж невозможно.
— Извольте проверить!
Землеройкин, не сводя с нас изумлённо-сочувствующего взгляда, достал из специальной коробки знакомый мне уже шар-индикатор и положил на мою ладонь. Поначалу ничего не изменилось, магомер, наверное, целую минуту оставался белоснежным, я даже растерялся. Начальник отделения хмыкнул, фыркнул и хотел забрать свой шарик. И тут сфера вспыхнула таким ярким огнём, что Землеройкин испуганно отскочил от меня. Фиолетовые всполохи были почти неразличимы из-за яростного голубого сияния, охватившего шарик. Почему-то сегодня главной во мне объявила себя воздушная стихия.
— Ой, — только и сумел пробормотать «третий», заворожённо смотря на индикатор. — Да вы присаживайтесь, — запоздало пригласил он, указав на диванчик и кресла у окна. Потом взял протянутые папенькой бумаги, достал с полки здоровенный талмуд и стал что-то туда записывать.
«“Войну и мир”, что ли, сочиняет?» — подумал я, когда прошла четверть часа, а Землеройкин всё сидел за той книгой. Потом он пододвинул к себе отдельный лист зеленоватой гербовой бумаги и снова погрузился в писанину. Ещё через полчаса мы получили конверт для Династической комиссии. «Первичная аттестация: магически одарён. Воздушная стихия. Нач. Хомяч. III отд. Гос. порядка», — всё, что было написано на нашей бумажке. «Обалденная скорость письма!» — шепнул мне Яроцап, похлопав по плечу. Мы церемонно простились с Землеройкиным, который теперь смотрел на меня, как на чудо божье, и отправились в здание напротив, где располагалась окружная Династическая комиссия: обращаться сразу в столицу, минуя местные органы власти, было не принято.
В комиссии лишь взяли наше прошение и свидетельство от Третьего отделения, но не удостоили приёма ни у кого из руководителей. Вполне логично, ведь во главе этого учреждения стоял Муркин, ненавидящий всех «К».
Мы садились в экипаж, когда к нам выскочил Землеройкин с ещё одним конвертом.
— Это вам для обращения в столицу. Мне уже донесли, что Муркин велел потерять ваши бумаги.
— Споро! Спасибо, Михал Боньевич, — пожал ему лапу мой отец.
— Ты смотри-ка, молодец Землеройкин. Правильную сторону выбрал. А Муркина проучить надобно, — пригладил вибриссы Яроцап.
— Непременно. Он шурин Мурлинским, вот и гадит нам, как может. Не хотел переться в Мяуславль, да делать нечего.
— А мы с Василием пока будем дар осваивать. Ещё спалит наш мальчик хвосты Мурковским выскочкам.
Папенька в тот же вечер отбыл в столицу, а Яроцап следующим утром увёл меня на тренировку. Было решено не посвящать пока никого в наши дела, а потому уроки проходили в усадьбе Кысяцкого, где жил он бирюком в окружении трёх верных слуг, кухарки да экономки. Собственной семьи у генерала не было, как тут говорилось, он был «женат на армии». Его единственная сестра против воли родителей вышла замуж за «птаху», и с ней Яроцап почти не общался, знал только, что седмицы четыре назад у него появился племянник.
В первый же день наших занятий стало ясно, что способности у меня есть, но вот умения давались с большим трудом. Я отлично знал теорию, но сила слушалась меня как-то странно. Мне казалось, что я буду всё схватывать с лёту, во мне проснутся знания Мурлынова и Масянского. И подобно тому, как легко и беспроблемно я читал лекции и составлял формулы в академии, так и управляться магией буду с полпинка. Реальность меня быстро отрезвила. Я не смог выбросить банальный фаербол, как ни копировал все движения наставника, и весь взмок, пытаясь зажечь клочок соломы.
— Взрослым осваивать науки всегда сложнее, — утешал меня Яроцап, — главное, от усердия всю Великую Котовию не спали. Стары мы с твоим отцом новые страны осваивать. Дай нам умереть в покое и уюте, а не развалинах этого мира.
Поход по инстанциям занял у папеньки целую неделю. Всё-таки наш случай был неординарным, позднее проявление магии было редкостью. Главная династическая комиссия, как и губернская, находилась под влиянием «М», но благодаря связям Кошанских медленно, но верно бюрократическая машина начала вертеться.
Все это время я провёл у Кысяцкого в занятиях, делая перерыв лишь на еду и сон. Мне нужно было как можно лучше освоиться с магией, чтоб не позволить никому сомневаться в моей одарённости. «М» искали любой повод отказать в пересмотре наследственного дела и посмеяться над Кошанскими. Если б канцлер не сменился, то нам смогло бы помочь только прямое обращение к Государю, коли б удалось добиться аудиенции. При Кысянском же власть «М» в наследственных делах не была уже такой абсолютной.
Распорядок нашего дня был очень прост. Ночевал я в родном доме. Так потребовала бабушка. Она сама приезжала вечером на лёгкой коляске, чтоб забрать меня. «Васе нужно хорошо высыпаться! Знаю я твои
