Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

— Я задал вопрос, — повторил он. Его голос стал тише, но твёрже. — Зачем вы пришли?

Оливия молчала. На миг показалось, что он сбил её с толку, но затем она спокойно ответила:

— Я пришла к вам выпить вина. — Её пальцы лениво прокручивали кубок, словно это занятие было важнее разговора.

— Что вы хотите этим сказать? — Феликс придвинулся ближе, с каждым словом словно намеренно загоняя её в угол. — Что должен думать мужчина, когда женщина ночью приходит в его кабинет в таком виде… и с вином? — спрашивал герцог.

— Наверное, ей что-то нужно. Так что вам нужно, Оливия? — после короткой паузы продолжил он.

Феликс наблюдал за каждым её жестом, за каждым колебанием губ, за тем, как она опускает ресницы. Он ждал. Он хотел заставить её говорить — не догадками и полунамёками, а словами, прямо. Чтобы она сама впустила его в свои мысли.

И в то же время внутри него зарождалось неприятное чувство. Страх, что она попросит о том, чего он не хочет слышать: защиты для какого-нибудь советника, милости для мужа сестры, уступке ради чужих интересов. Что её визит окажется лишь ещё одной хитрой игрой.

А хуже всего — то, что он боялся другого. Что она пришла попытаться манипулировать им не словами, а своим телом и вином.

— Я что, не могу прийти к мужу просто так? — её голос звучал игриво и даже дерзко.

— Нет, — ответил он спокойно, но твёрдо, продолжая ждать.

Возникла пауза — густая, тяжёлая, почти осязаемая. Они смотрели друг на друга, словно вступили в поединок без оружия. Кто выдержит дольше? Кто первым сдастся?

— Значит, я хочу потребовать от вас объяснений, — первой не выдержала этой давящей тишины Оливия.

Феликс на миг растерялся. Объяснений? Это было совсем не то, что он ожидал услышать. Первая пришедшая мысль — глупышка решила устроить сцену ревности. Он слишком часто слышал, как люди любят судачить об изменах. И сегодня основной темой была принцесса.

— Если вы про принцессу, то…

— Нет, я не про принцессу, — перебила она его резко. И, к его удивлению, заговорила спокойно, почти рассудительно.

Она медленно, словно по пунктам, изложила всё, что знала:

— Я прекрасно понимаю, что на Юге девушки не имеют права на телесный контакт с мужчинами вне семьи. И понимаю, что ваш путь был долгим. Наверняка вы приняли опеку над ней в храме и, по южной традиции, поклялись охранять Элинор на чужих землях, пока она не обретёт другого защитника… На это мне всё равно.

Феликс хмурился, после того, как она перебила его, он ожидал услышать сладкие слова о доверии, о верности браку, о том, что она верит, что он принял её условия…

Но вместо этого Оливия продолжила:

— Более того, я хорошего мнения о вас. — на секунду он даже ощутил тепло её слов. Но оно тут же оборвалось. — Завести отношения, даже с такой красивой девушкой, как Элинор, никак не может перевесить потерю головы и доверия Его Величества. Вы не настолько глупы, чтобы крутить роман с будущей королевой.

Феликс замер, всматриваясь в её лицо. В её глазах не было ревности, не было тех наивных женских эмоций. Она — трезво, по пунктам, холодно — поставила его способность оценить ситуацию выше соблазна. И он предпочел, чтобы она лучше закатила ему истерику.

Герцог продолжал изучать её. Его жена спокойно рассуждала о вещах, высказывала мнение о нём, такое, что многие мужчины не осмеливались говорить ему даже шёпотом или намеками.

— Что? Почему вы так смотрите на меня? — она приподняла брови, будто искренне не понимала, чем поразила его. — Никто в здравом уме не поверит, что целый десяток сундуков с платьями, повозки мебели прибыли с ней всего на пару недель ради «укрепления отношений». Такого гардероба хватит на всю жизнь! — Оливия легко рассмеялась, словно не замечая тяжёлого взгляда мужа.

Она подняла кубок, отсалютовала им герцогу, и сделала ещё один глоток. Алый напиток вспыхнул в свете свечей, а её губы казались ещё ярче. Феликс напрягся: он ловил каждое её движение, каждый изгиб плеча, каждый оттенок взгляда.

— Итак, — продолжила она, встретив его глаза огненным вызовом, — я не имею права прийти к собственному мужу в его кабинет?

Она снова отпила из кубка — теперь лишь маленький, нарочито неторопливый глоток.

— На что же тогда, по вашему мнению, я имею право претендовать? — её голос звучал дерзко, но в нём сквозила странная уязвимость, словно она сама искала ответ.

Феликс молчал дольше, чем следовало, потом откинулся в кресле, и в его взгляде мелькнул стальной холод.

— Я бы предпочёл, чтобы вы вели себя так, как подобает хорошей жене. — Он протянул руку вперёд. — И отдали мне ваш кубок.

Он решил: лучшая защита — нападение. Хоть мысль напоить её и расспросить о том, что она скрывает, всё ещё витала в голове, искушала совершить неправильный поступок. Но рыцарская честь и ответственность за его юную молодую жену перевесили, такое сильное желание узнать правду.

— И как же это? — спросила Оливия и, не дожидаясь его ответа, девушка встала и медленно обошла его кресло, она остановилась ровно за его спиной.

Феликс внутренне напрягся. Он никогда не любил, когда кто-то заходил за его спину. Слишком слабая позиция для боя, и очень удобная позиция для атаки соперника. Обычно за его спиной стояла только каменная стена — верный щит.

Первый раз наедине с девушкой его посетила подобная мысль. Герцога в тайне веселило, что он счел, самой опасной из женщин во всем мире свою жену. И всё же Феликс не остановил её. Если у неё действительно есть кинжал, если она решит воспользоваться им — то это идеальный момент. Он сам поражался ходу своих мыслей, но решил остаться неподвижным, испытать её.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, позволяя ей «хозяйничать» в его кабинете. Слышал, как она поставила кубок на стол, уловил лёгкий звон металла о дерево. Почувствовал, как её пальцы мягко пробежались по его волосам, слишком уверенно для случайного жеста, и тут же — её ладони накрыли его глаза.

— Что вы… — хотел спросить он, но замер.

Её дыхание скользнуло по его щеке, горячее и близкое, а голос прозвучал почти интимно, прямо у самого уха:

— Мы ещё не были женаты. Я не была вхожа во дворец, и знала лишь рынок и библиотеку. И уже тогда… — она замялась, словно нарочно тянула, — до меня доходили слухи о ваших поклонницах, любовницах… и потенциальных кандидатках на место герцогини. Представьте себе, уже тогда.

Феликс чуть приоткрыл глаза под её ладонями, но не стал сбрасывать их. Он чувствовал, как внутри поднимается странная смесь раздражения, опасности… и чего-то ещё — тянущего, непрошеного.

Её губы оказались так близко к его уху, что шёпот мягко щекотал кожу на шее. Ладони всё ещё плотно закрывали ему глаза, и Феликс ощущал их тепло, живое, слишком личное прикосновение.

— И вот, — её голос звучал почти насмешливо, но с хрипотцой, в которой пряталось что-то опасно-притягательное, — я вышла замуж за вас. А вы так слепы, что даже не понимаете, чего может хотеть ваша жена.

Он напрягся. Разум протестовал, сердце отказывалось принимать происходящее. Поведение Оливии настолько не соответствовало его ожиданиям, что всё внутри сдвинулось с привычных мест. Герцог, привыкший контролировать каждую деталь, впервые в жизни растерялся.

Тепло её рук исчезло, ладони покинули его лицо. Он резко вдохнул полной грудью и открыл глаза. В тишине кабинета слышались лишь её лёгкие шаги — она отходила от него. Оливия остановилась посреди комнаты. Белый халат мягко колыхался вокруг её ног, словно дразня его своим движением. Она подняла взгляд и встретилась с его глазами.

И, замирая в этой тишине, продолжила.

— Я надела для вас это ночное платье уже третий раз, — сказала она и медленно раздвинула полы халата. Тонкая ткань соскользнула с её плеч и мягко упала на пол, как белый шёлковый шлейф.

В свете камина её тело было совершенно открыто: каждая линия, каждый изгиб, хрупкость и женственность, спрятанная под маской упрямства. Она стояла перед ним — уязвимая и сильная одновременно.