Чэч: Сезон дождей - Артур Фатыхов
Раздавшиеся команды Агееча заставили его прислушаться к творящемуся на облучке.
— Угез, выводи быков обратно. Молодёжь…
«Это он Гнаку с Джоком», — сообразил пацан.
— … в фургон давайте, нечего под дождём мокнуть. Броню пока не снимать, печку раскочегарить. Быстро приготовьте похлёбку пожирней да сбитня побольше, — нам ещё мужиков горячим угощать-отдариваться. Не подведите.
— Сделаем, — коротко заверил более шустрый Гнак, ответивший сразу за двоих. Джоку осталось только кивнуть.
— Миклуш…
«Только не в фургон! Только не сейчас!»
— В гнезде пока посиди, за округой последи…
«Да!» — захотелось крикнуть мальчугану, но, стараясь поступать как взрослый, промолчал.
— … Джок тебе сейчас плащ даст.
«Да, не надо», — вновь захотелось брякнуть Миклушу, но вовремя прикусил язык, — за это могут и совсем в фургон прогнать, за Агеечем не заржавеет.
Так и ехали. Впереди вроде и неспешно, но довольно быстро шагал маммонт. Угезу приходилось постоянно подгонять быков, заодно и успокаивать. Всё же шныряющие где-то за пеленой ливня твари, рогатых нервировали. Бурый ещё ничего, привыкший уже, а вот молодые то и дело встревоженно фыркали, а то и замычать в голос норовили, на честный бой тварей вызывая. Вот и приходилось вознице то ментальной силой, то вожжами их в чувство приводить.
Два других маммонта шагали прямо по пустоши. Они, то немного отставали, чтобы отогнать подбирающихся к фургону шакалов или, как их назвал гоблин, таттов. Которых, кстати, пока так никто из бродяг и не увидел. То нагоняли и шли почти вровень.
— Я только байки о них и слышал, — негромко, но так, чтобы слышали не только Угез с Полусотником, но и парни, выглядывающие из-за занавески, отделяющей облучок от фургона, да и, нахохлившийся, словно мелкая пичуга, Миклуш. — Обычно они кочуют по тундре, которая ещё дальше на север, чем леса баронства Вестар.
— Что за тундра такая? — любопытный Гнак аж голову высунул из-за занавески.
— Говорю же, — хмыкнул старик, — только байки слышал. Каким из них верить, каким нет, — сам не знаю. Будто там в сезон дождей камни с неба падают, белого цвета, маленькие такие, чуть толще волоса. Если на землю такой камешек упадёт, то лежит вместе с другими, многометровым слоем, тундру эту покрывая, а если на руку без перчатки или там лицо, — в водяную капельку превращается. И сезон дождей этот называется так же, как Чэч его называет: «Зима». Когда он в первый раз это слово сказал, если бы не знал, что наш бугор блудный, иномирянин, подумал бы, что тундровик. А зима эта длится, как у нас сезон охоты. Да, ещё летом там солнце за горизонт не садится, так по кругу и бегает. А зимой его несколько месяцев и не видать совсем, и не из-за того, что небо тучи закрывают, — не поднимается над горизонтом. Несколько месяцев ночь, темнота сплошная, только звёзды и светят.
— Да, брехня… — не выдержал Джок. — Как быть-то такое может?
— Молод ещё слова старшего брехнёй называть, — проворчал Иван, но не зло, так, для порядка. Было видно, что бывший вояка сам не очень-то верит словам старика.
— А я и сам не знаю: брехня это или нет. Вот так же, как и вы сейчас, — Агееч кивнул в сторону парней, — слушал у полночного костра и изумлялся. Ещё говорят, что там каждый себя чувствует великаном. Тундра эта лесом густо покрыта, ни дорог тебе, ни прогалин, разве что болота. Только вот лес этот — смех смехом, самые высокие деревья не выше колена, а так в основном по лодыжку, грибы и ягодники порой даже выше. А так деревья самые настоящие, из тех, что мы в Вестарском баронстве видели, пока этих демонических тварей искали.
— Да, ладно… — Это уже Иван не выдержал, пытаясь представить настоящий лес, высотой не выше щиколотки.
— А теперь представь, — хмыкнул довольный старик, — что по лесу этому бродят стадами вот такие маммонты. А ещё, говорят, зверь дивный есть, — единорог. Размерами он маммонту уступает и сильно, но если он в тундре встретятся, то маммонт этот вежливо в сторону отойдёт. Единорога не просто так назвали, у маммонта вон на морде хобот, а у того толстый рог, чуть ли не в полтора метра длинной, да и силой он не обделён. Так что помощнее наших проводников будет. Только вот он совсем дикий, неприручаемый. Если маммонта мелким поймать да вырастить, они вон как наши быки будут. А того хоть маленьким, хоть большим — не приручишь, бесполезно. И народ в той тундре разный живёт. Есть гоблины, орки, люди, говорят, даже великаны-огры встречаются. Ну и тварей разных полным-полно. Так что жизнь в той тундре порой веселее нашей течёт.
Ш-ш-ш… Раздалось яростное шипение из фургона.
— Ой, — хором вскрикнули парни и шустро скрылись внутри, только занавеска заколыхалась, пока не получили очередной нагоняй от старших за то, что вода из котелков убежала.
Где-то через час Угез увидел, как бредущий впереди маммонт остановился и начал разворачиваться. Натянул вожжи и возница, пусть и старался пользоваться ими редко. Но сейчас случай был особый. Быки послушно остановились, хотя молодые и зафыркали подозрительно при приближении гиганта.
— Пять тысяч шагов, — заговорил громким голосом гоблин, одетый в меха, как только маммонт поравнялся с облучком. — Татты отстали, ушли вслед за стадом. Договор исполнен, мы уходить.
— Договор исполнен, — вставший Агееч произнёс ритуальную фразу, подтверждая, что всё верно. — Спасибо тебе, бродяга.
— Нет бродяга, — возразил гоблин и ткнул себя кулаком в грудь. — Охотник, кочевник, но кодекс чтить, — добро помнить.
— Спасибо, охотник, — тут же поправился старик. — Позволь тебя и твоих людей накормить горячей похлёбкой, жирной, с мясом. Пока ехали за вами, приготовили. Под таким ливнем всё же лучше на сытый желудок.
— Похлёбка? Горячий? — удивился гоблин. — Спасибо буду.
— Тогда зови своих мужиков, накормим.
Гоблинов усадили на скамейки в фургоне, прямо напротив жарко натопленной печки, сунули в руки тарелки, оплетённые тонкой лозой, чтобы руки не
