Артефакт будущего. - Людмила Вовченко
— Протокол принят, — сказал невидимый голос. — Запрос исполнен. Контур не замкнут.
— Что значит «не замкнут»? — тихо спросила она.
— Значит, — вмешался Арен через плечо, — кто-то всё ещё держит противоположный конец. Или линия вывода энергии не закрыта.
Лида кивнула. Она не дрожала. Она просто очень аккуратно взяла у стекла единственное, что оно хотело отдать: короткую запись — не текст, «отголосок». Какая-то женщина, на грани отчаяния, шептала без слов: «Помоги. Дай нам шанс. Дай нам смех». И в эту просьбу, как в хлеб, был замешан запах мёда и горечи.
— Не Алиа, — сказала Лида, выходя. — Раньше. Гораздо раньше.
— Тогда у этой истории есть честная часть, — подвёл итог Триан. — Это уже легче.
— И тяжелее, — призналась Лида. — Потому что на честность трудно злиться.
---Ночь вернула их домой мягко, словно мир боялся спугнуть ту кроткую уверенность, что поселилась у Лиды под грудиной. «Удача» мурлыкала на причале; дом дышал корицей; баня — хвойной парой. Они поужинали — просто, как после долгой дороги: суп, хлеб, травяной настой.
А потом Ален положил на стол маленькую коробочку из «Антиквариума». Не ту, что с пластиком, — другую. Внутри лежал круглый, тёплый на ощупь медальон. Плоский. На одной стороне — выцветшая гравировка «Я дома», на другой — крошечный магнитный замочек, который щёлкал с идеальной вежливостью.
— Это не дорогая вещь, — сказал он. — Но она честная. Я хочу, чтобы, когда ты сомневаешься, ты щёлкала и слышала: «Я дома». Даже если на час ты решишь, что нет.
— Я… — Лида сглотнула, почувствовав, как нелепо теплеет горло. — Я буду злоупотреблять.
— Злоупотребляй, — разрешил он.
И она злоупотребила: потянулась к нему, села к нему на колени, потому что иногда для взрослой женщины лучшее место — не «кресло начальника», а «в чьих-то руках». Поцелуй был медленным, как старое кино, где каждая секунда — работа ручного проектора. Нить под кожей заговорила на низкой частоте, передавая в «Удачу» и в дом их смешной, человеческий «мы здесь». Они не спешили — в этот вечер торопиться было бы бестактно. И когда дыхание стало ровнее, а пальцы — теплее, Лида шепнула ему в висок:
— Ты — мой «лёгкий». Я им иногда не дышала. Поправляюсь.
Ален усмехнулся так, будто ему сказали «ты самый красивый», и это была правда, но он всё равно не поверил бы до конца.
— Дыши, — попросил он. — Я рядом.
---Перед сном Лида повесила футболку с выцветшим сердцем на крючок у двери. Ни стекла, ни таблички. Просто ткань, в которой шуршало прошлое и успокаивалось настоящее. Под футболкой — гвоздик: на него она надела медальон. Щёлк. «Я дома».
Она взглянула в окно, где под крылом «Удачи» медленно проходила звезда, и подумала: «Я — шёпот, который пришёл. Но теперь у меня тоже есть голос».
Дом ответил корицей. Корабль — низким «мм». Мужчины — кто вздохом, кто улыбкой сквозь сон. А где-то в глубине «Центра Памяти» протоколы смяли один тонкий лист: «Контур почти замкнут». Почти — потому что его держали уже с двух сторон.
Лида выключила свет. И мир, на удивление, никуда не делся.
Глава 14.
Глава 14.
Полет над миражами
Утро началось с легкого гула. Не звенящего, как трамвай, не рычащего, как мотор, — а похожего на мурлыканье гигантской кошки, что устроилась где-то под домом и решила, что будет дремать, пока не выведет хозяев на прогулку. Это был их дирижабль. Он звал.
Лида вышла на веранду босиком. Под ногами было теплое стекло-камень, под ним — глубина города, еще сонного и полупрозрачного. Воздух пах морской солью, хотя до настоящего моря отсюда было три дня пути. «Подмешали ароматизатор, чтобы я поверила, будто живу на курорте», — усмехнулась она.
Корабль висел на привязях чуть выше крыши. Серебристый корпус, мягко дышащие крылья, светящийся «хребет», на котором пробегали волны цвета янтаря. Когда Лида подняла руку, золотая нить на запястье дрогнула, и корабль отозвался тихим вибрато.
— Ну здравствуй, зверь мой домашний, — пробормотала она. — Я тебя глажу на расстоянии, а ты мурлычешь. Осталось только когти выпустить.
Позади раздался хрипловатый смешок Кая:
— Когти он выпускает только в полёте. Так что, хозяйка, собирайся: сегодня у нас первое настоящее испытание.— Испытание кого? — уточнила Лида. — Меня, корабля или вашей выдержки?
— Всех сразу, — вмешался Триан. Он вышел из дома в привычном для него минимуме слов и максимуме смысла. На нём был новый лётный плащ, серебристо-синий, с эмблемой их круга. Широкие плечи, сосредоточенный взгляд. Честно говоря, в таком виде он походил скорее на капитана космического флота, чем на «рыцаря без лица», как Лида привыкла его называть.
Ален появился следом — и был полной противоположностью: волосы собраны небрежным узлом, в руке — кружка с дымящимся напитком.
— Я голосую за испытание терпения. Например, твоего, Лида. Как долго ты выдержишь без сарказма?— Минут пять, — сказала она. — Потом я превращаюсь в тыкву.
Арен подошёл последним. В его руках уже лежала папка-проекция с маршрутами. Лаконичный костюм облегал фигуру, движения точные, экономные.
— Мы должны проверить управляемость. Сначала над городом, потом — выше.— Господи, — вздохнула Лида. — Я думала, мы ограничимся романтической прогулкой: облака, шампанское, закат. А у нас опять лабораторные испытания.
— Ты источник, — напомнил он. — От твоего состояния зависит весь полёт.
Лида показала ему язык, но внутри по-настоящему заныло: «Источник». Как бы она ни шутила, а реальность была серьёзной — без неё корабль даже не взлетит.
---
Они поднялись на борт.
Внутри дирижабль оказался ещё живее, чем снаружи. Стены дышали светом, пол слегка пружинил, кресла подстраивались под каждого. В центре — круглый пульт с тремя вогнутыми панелями для рук. Когда Лида коснулась одной, золотая нить на запястье вспыхнула, и корабль наполнился её дыханием.
— Так вот как это работает, — прошептала она. — Я — батарейка. Только
