Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

И вдруг взгляд вспыхнул, в нём мелькнула искра, едва слышно щёлкнул внутренний механизм. На губах появилась тень улыбки.

– Тогда подай в суд на свидетелей, – голос стал хрипловатым, низким, почти шепотом. – За нарушение соглашения о неразглашении. Пусть заберут свои слова – и статья посыплется.

– Их заявления не нарушают условий, – терпеливо ответил юрист. – Они не разглашали коммерческую тайну, только описали рабочую атмосферу.

– Тогда за клевету! Или нужно каждое слово выцарапывать из тебя?!

Последняя фраза сорвалась в крик, пронзив тишину как стеклянный звон.

Юрист выпрямился, голос его стал твёрдым:

– Невозможно подать иск против анонимного источника, если не указано название компании. Иначе пришлось бы судить половину страны за комментарии в соцсетях.

На мгновение повисла звенящая пауза. Ему показалось, будто воздух вокруг неё стал гуще, чем вода. Под гладкой оболочкой холодной уверенности что-то надломилось.

Тишину прервал короткий, вибрирующий звук:

Bzzzzzzzt.

Телефон на столе задрожал, и на экране вспыхнуло имя: "Sable Point Group, Грег Кёртис". Частное инвестиционное бюро семьи Харкнер – те самые, что совсем недавно обещали вложить сто миллионов.

Пальцы, побелевшие от напряжения, прижали трубку к уху. Из динамика потёк ледяной голос:

– Поступила информация, что большая часть совета директоров подала в отставку. Это правда?

Как они узнали так быстро?

– Это по личным причинам, – тихо произнесла она.

– Массовая отставка по личным причинам? Сомнительно, – раздался сухой смешок, больше похожий на хруст. – Если совет в таком беспорядке, мы приостанавливаем исполнение контракта.

Слова прозвучали как приговор. Пальцы сжали смартфон до хруста. Контракт без подписи – как тело без сердца: ни доллара, ни акции не сдвинутся.

– На какой срок будет заморозка?

– Пока вопрос с советом не решён.

Сто миллионов. Теперь – навсегда запертые за невидимой дверью.

Связь оборвалась, оставив после себя глухое шипение эфира. В комнате пахло холодным металлом и страхом. На лице осела тень, похожая на пепел. Та зыбкая уверенность, что ещё недавно теплилась, растаяла, как воск под пламенем.

Без денег не будет спасения. Без спасения – конца падению.

И телефон, словно издеваясь, вновь затрясся на столе.

Bzzzzzzzt.

Два часа телефон не умолкал ни на секунду. Звонок за звонком – будто в дверь настойчиво стучали морозные пальцы, не давая отдышаться. Экран вспыхивал одними и теми же именами – инвесторы, партнёры, те, кто ещё вчера говорил о "великом будущем", а сегодня твердил одно и то же:

"Мы приостанавливаем действие основного контракта."

Сухие, холодные голоса, произнесённые без эмоций, словно издалека, как из морозного подвала. За каждым из них чувствовался звук закрывающейся двери, звон замерших цифр. За один день – заморожено 2,9 миллиарда долларов. Деньги, что должны были оживить "Ньютона", стереть все ошибки, превратить крах в победу. Теперь всё это растворилось, как дым над раскалённым асфальтом.

Взгляд померк. Воздух в комнате стоял густой, тяжелый, пахнущий пылью, металлом и чем-то едва уловимо горьким – может, отчаянием.

Bzzzzzzzt!

Ещё один звонок. Экран осветился новым именем: "RP Solutions, Сергей Платонов".

Имя резануло взгляд, будто ножом по свежему шву. В груди поднялась волна раздражения – густая, горячая. Пальцы едва не сжали телефон до треска, но тень осторожности остановила движение. Платонов был инвестором, и позволить себе игнорировать его – всё равно что выстрелить себе в ногу.

– Слышал, совет директоров подал в отставку.

Голос звучал спокойно, даже лениво – с той безразличной вежливостью, какой обычно говорят о чужих несчастьях.

– Жаль, конечно. Если честно, именно из-за репутации совета мы и вложились.

– Они вернутся, – прозвучало резко, словно отбойный молоток ударил по металлу.

– Раз так, вы ведь не против выкупить наши акции обратно?

Слова потянули за собой холод, как сквозняк из приоткрытого окна. Прямая, наглая просьба о возврате денег – редкая дерзость даже среди самых хищных инвесторов.

– Выкуп требует одобрения совета, – прозвучало сухо. – Таковы правила компании.

– Это ведь не проблема, верно?

Молчание.

– Ах да… Совета-то теперь нет. Значит, выкуп невозможен?

Фраза прозвенела с легкой усмешкой, и в этом звуке – в этой едва слышной интонации – чувствовалось удовольствие от удара.

– Тогда, может, подскажете, когда совет восстановят?

Щелчок. Трубка легла на стол.

Но голос Платонова не исчез – будто застрял в воздухе, как запах жжёного пластика. "Когда восстановят совет?" – эти слова гудели где-то в висках, настойчиво, назойливо.

И вдруг в сознании вспыхнуло осознание, словно кто-то распахнул дверь в тёмную комнату. Всё сходилось. Всё – его рук дело.

– Это он… всё это устроил, – прозвучало почти шёпотом, но голос быстро перешёл в надломленный, хриплый крик. – Киссинджер был спокоен, был на моей стороне – до того ужина! Он всё ему рассказал! Нарушил соглашение о неразглашении и, чёрт возьми, оклеветал меня!

– Киссинджера вывела из себя статья в "Уолл-стрит Таймс", – осторожно вставил юрист, стоявший в стороне.

– Именно! – крик пронзил воздух, будто стекло треснуло. – Эта статья!

Лицо пылало, на лбу выступили жилы. В каждом слове сквозил ядовитый жар.

– Этот журналист работал на него! Платонов всё подстроил! Встретился с репортёром, передал сведения, а потом через наших же сотрудников всё вывернул наружу. А потом, за ужином, напоил Киссинджера своими гадостями! Из-за него исчезли два миллиарда девятьсот миллионов! Это саботаж, предательство! Если это не повод для иска, то что тогда?!

Юрист опустил глаза. В его взгляде мелькнуло что-то вроде тревоги – не за деньги, а за человека, что стоял перед ним.

Глаза Холмс дрожали, теряли фокус, зрачки плавали, как в мутной воде.

Рука, дрожащая от злости, смахнула всё со стола. Бумаги, папки, стакан с водой – всё полетело на пол, с сухим треском и плеском, с запахом расплесканных чернил.

Комната на секунду утонула в звуке падающего стекла и биении сердца, слишком громком для тишины.

Разум у неё давно уже сдал позиции, растворился в хаосе гнева и страха. Но титул главы компании всё ещё держался за ней, словно приваренный к креслу.

– Подать в суд на Сергея Платонова. Заткнуть ему рот. Немедленно.

***

Тишина кабинета была густой, как