Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел
— Грек идет, богатства несет! — раздался за моей спиной чей-то ехидный до желания выбить источнику все зубы, голос.
Не юродивого — просто новый монастырский «мем» в свете случившегося выглядит особенно привлекательно. Зубоскальте пока можете, бесы, а я потом посмотрю на попытки подластиться ко вновь обратившемуся Гелием греку. Я знаю, чего я стою, и никакие средневековые юмористы этого не изменят.
Глава 14
Впервые за проведенное здесь время я вкладывал в утреннюю молитву столько благодарности. Мистическое мышление получило серьезное усиление, и я невольно начал задумываться: а может Русь в самом деле Святая? Может Господь за главным оплотом истинной Веры в эти времена особо пристально приглядывает? А раз приглядывает за Русью, может и на одного конкретного грека время от времени вскользь взор свой бросает? Ох, прости, Господи, гордыню мою, давлю ее как могу, но несовершенна природа человеческая.
— «Глупый петух насест потерял!» — рефреном звучали в моей голове слова юродивого.
Прости меня, Господи, не только за гордыню, но и за злорадство. Прошу Тебя, помоги достойно пережить этот день. Тяжело мне, меньше пары часов за двое суток проспал, и даже молодой, здоровый организм от этого работает плохо: сил мало, глаза жжет, голова болит, а мысли — путаются.
Ночь для всего монастыря выдалась сложной: стихия обрушилась на нас еще мощнее, чем вчера, и я был очень рад тому, что успел установить громоотвод. Он прекрасно сделал свою работу, глубокой ночью «поймав» молнию и перенаправив ее заряд в землю. Испугался я тогда не на шутку, но сжавшееся под натиском фобии рациональное начало чуть ли не ликовало — это же получается успешный «кейс», который можно презентовать власть имущим.
— «Глупый петух насест потерял!».
Юродивый возвестил это через часок (примерно), сразу после второго удара молнии и сразу же накрывшего округу раската грома. За шумом ливня, более далекими «залпами» грома и суетой — «дежурные» на ударившую прямо вот сюда, в монастырь, молнию не отреагировать не могли — юродивого было слышно так себе, но Иннокентий прямо старался донести свою весть до всех, бегая по территории монастыря и вопя во все горло. Помылся заодно под дождичком, это нам всем на пользу.
— «Глупый петух насест потерял!»
Бывают такие совпадения, которые легко можно счесть чудом. Я в Бога теперь верю безоговорочно, и «проигрываю» в этом окружающим только из-за толстенного слоя цинизма, накопленного за прошлую жизнь. Тем не менее, Господь даровал нам свободу воли, а сам в бренную земную жизнь старается не вмешиваться — в это я верю гораздо сильнее «современников», потому что они любой чих привыкли списывать на высшую силу. Может и правы они, но я мистическое мышление стараюсь держать в узде.
Это же теория больших чисел — за двое суток сильной грозы небеса исторгли из себя сотни разрядов, и то, что по территории монастыря прилетело двое из них, на Божественное вмешательство списывать не стану. Господь установил законы Вселенной, но лично молниями разить не станет, чай не языческий Перун или тем паче Зевс. Сами по себе мы здесь в материальном смысле, а Господь и Вера в него — духовные, считай моральная поддержка и не позволяющие оскотиниться до состояния обезьяны этические надстройки. Прости, Господи, что «надстройкой» тебя назвал, но с точки зрения получившего светское, сконцентрированное на материи, образование человека в мире земном так оно и есть.
— «Глупый петух насест потерял!».
Ох и злораден я. Вторая молния ударила не абы куда, а прямо в кузню. Разметав в щепки крышу, она передала всю свою колоссальную мощь главному рабочему инструменту Федора — самую лучшую наковальню в его хозяйстве. А про то, что он меня «на бабки» поставил известно всем. Да, мое «падение» многих веселит, но такой ЗНАК СВЫШЕ радикально изменил позицию жителей монастыря.
Посмотрим на это со стороны: появился в монастыре хорошо одетый и в целом не бедный грек. Спину гнет так себе, много общается с не последними людьми в монастыре, и, пусть послушать его рассказы о неведомых землях очень интересно, в целом народ не склонен симпатизировать тем, кто появившись словно чертик из табакерки вдруг оказывается где-то неподалеку от верхних ступенек социальной лестницы. Выделяется, короче говоря, и выделяется так, что невольно закрадываются нехорошие мысли. По какому праву вообще этот грек вмешивается в жизнь монастыря? По утрам бегает, зубы веткой ковыряет, слов много непонятных говорит. Умный дофига?
Кузнец вчера давил на меня не только из справедливого негодования: работу сделал, а заказчик не расплатился. Это — так называемое «курощение», то есть Федор воспользовался возможностью, чтобы на радость обитателям монастыря «поставить грека на место». Место это известно где — на столовской скамейке рядом с послушниками и «каликами перехожими».
А теперь получается, что молнией его за это покарали. Народ из-за этого смотрит на меня очень задумчиво и до прояснения ситуации на всякий случай старается держаться подальше. «Грек идет, богатства несет» как-то повторять у меня за спиной и просто в разговорах промеж себя уже как-то прямо не хочется. Страшно очень — вон, навредил один греку, и чего получилось? Руины теперь разгребает, почти единолично, потому что от Федора теперь все шарахаются аки от прокаженного. Каноничное «не было бы счастья, да несчастье помогло» — сейчас народ переварит случившееся и выработает качественно новое отношение ко мне.
Я сам до руин кузни не ходил благодаря силе воли — она помогла мне даже после двух бессонных ночей и не взирая на моросящий, лишенный ночной, сокрушительно мощи и грозового сопровождения дождик совершить свой обычный утренний «моцион» из пробежки, чистки зубов и омовения. Федьке в этот раз я велел ограничиться только зубами — нафиг, промокнет, продрогнет, заболеет, и как мне его лечить? Травяными отварами? Такого мне сейчас точно не надо.
Долгожданный епископ прибыл аккурат к началу Заутреней и оказал нам честь личным ее проведением. Его Преосвященство (а так же «Преосвященнейший Владыка» или попросту «Владыко») Евфимий возрастом был очень стар, от этого лыс аки коленка, обладал длинной, частично сохранившей русый цвет, но в основном седой бородой, пронзительным взглядом почти не выцветших от возраста голубых глаз, щелями в зубах (а что поделать, нету имплантов) и на фоне сирых и убогих нас почти не вонял. Прибыл он к нам с положенной человеку такого ранга свитою, большую часть которой составляли «боевые монахи». Очень хорошо упакованные, надо признать — кольчуги, шлемы, наручи-поножи, сабли и — у некоторых — луки. Невелик отряд, но зубаст настолько, что даже при подавляющем численном превосходстве условные разбойники не рискнут его тронуть.
Жители монастыря Владыку сильно уважают и стараются держаться поближе, чтобы при случае попросить благословления. Я не лезу — ежели захочет Владыко лично потерпевших от вора допросить, с радостью расскажу, что смогу, а так спокойно жду «презентации» тандыра, где нам так и так придется столкнуться. Выпендриваться не стану, но и впечатление хорошее произвести надобно. Не настолько хорошее, чтобы Владыко пожелал забрать меня в Москву, но достаточное для того, чтобы пересесть поближе к игумену.
А какая рожа у Федора! Любо-дорого посмотреть насколько он бледный, «потерянный» и насколько истово молится, губами произнося совсем не те молитвы, что положены на Заутренней: о прощении молится, полагаю, потому что читать по губам не научился, но видно же, когда все беззвучно говорят одно, а кто-то другое. Храм невелик, и на обязательные молитвы мы здесь всегда набиваемся аки сельди в бочки, но вокруг кузнеца имеется небольшой, но очевидный круг пустоты — не хочет народ к нему приближаться, боится. Прости, Господи, злорадство моё. На ближайшей же исповеди расскажу о ней все как на духу и с радостью великой облегчу душу соблюдением епитимьи.
Неплохое зрелище представляют собой и монастырские начальники — им и так по должностям положено нервничать рядом с высоким начальством, а здесь, помимо большой (ОЧЕНЬ большой) проблемы в виде вора еще и такая удивительная ситуация вокруг грека сложилась. Настолько им не по себе, что даже за громоотвод мне пока ничего не предъявили. А должны, если по-хорошему: над монастырями и церквями ничего кроме крестов возвышаться не должно. Или не позабыли, а попросту боятся меня тронуть — а ну как молния за такое шибанет?
