Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел

Бах!!!

— Господи, спаси и сохрани мя. Аминь.

Гроза закончилась только под утро, и последний ее час я с неописуемым облегчением отмечал увеличивающийся промежуток между вспышкой молнии и приходом грома. Страшнее всего было тогда, когда между ними я даже одной жалкой секунды насчитать не смог. К счастью, ничто не длится вечно, и буйство стихии тоже. Одна секунда, две, три, четыре, пять, и вот небеса затихли совсем.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился я в честь окончания грозы, чувствуя, как напряжение покидает мое липкое и мокрое от пота тело.

Ощущение такое, словно с медведем на узкой лесной тропке миром разминулся.

«А ведь громоотводов я здесь ни разу не видел» — пришедшая в голову мыслишка заставила меня вздрогнуть от короткой, но сильной волны вернувшегося страха. Ох малы шансы получить разряд прямо в ставни моей кельи, но ни разу не нулевые! Даже вероятность в 0.00000001% для меня слишком много. Вся моя недвига в прошлой жизни была от молнии защищена всеми доступными мне средствами. Немного помогало, я даже порой поспать в ночную грозу умудрялся, а здесь… А здесь я с голой задницей против буйной стихии!

— Господи, спаси и сохрани мя. Аминь.

Нужно озаботиться громоотводом, и плевать, что заказ большой железной фиговины опустошит мои и без того никчемные капиталы — это для меня жизненно важный вопрос. Батюшка келарь-то на такую чушь (в его глазах) тратить монастырские ресурсы не станет. Решено, сразу после Заутреней к кузнецу пойду.

Я разбудил Федьку, и мы пошли на утренние процедуры. Влажный, наполненный озоном и лишившийся пыли да гари очагов воздух был прохладен, крайне приятен, и в купе с пробежкой и омовением в бочке немного сгладил последствия беспокойной ночи. Я почти свеж, почти полон сил, и очередной раз спасибо Господу за то, что даровал мне новую молодость — хрен бы я в своей прошлой жизни после такой ночки что-то конструктивное сделать смог, а теперь — ничего, только спать хочется. Увы, «тихого часа» монастырский режим дня не подразумевает, а значит придется терпеть до заката.

Ну и ладно, лучше порадуюсь тому, что к пятку чистящих зубки ребят добавился десяток взрослых, среди них — монахи Павел и Софроний, с которыми я сошелся лучше всего, и закадычный друг каменщик Ярослав, который, в отличие от обладателя поганого характера Василия, в потребность ухода за зубами поверил. Авось, так и весь монастырь первенство по сохранности зубов выиграет! Жаль, что такого конкурса не существует.

В неплохом настроении, в окружении приятных для меня (а таковые здесь все, кто не точит на меня остатки зубов) людей я направился в храм, не забыв порадовать спутников рассказом про невыразимо удивительную тварь «утконоса», и привычно отстоял Заутренню, в процессе немного пересмотрев свои взгляды на громоотвод.

Очень много бледных да не выспавшихся лиц в храме. Очень много сбоев в доселе доведенных до автоматизма движениях. Больше обычного искренности в них и шепчущих молитвы губах. Что ж, Средневековье вокруг, и народ буйство стихии в массе своей не шибко любит. Многие этой ночью мучались бессонницей, вздрагивали от раскатов грома и судорожно повторяли «Господи, спаси и сохрани мя. Аминь». Может и не станет вредничать батюшка келарь, а может наоборот, спишет страхи на недостаток кротости и Веры да пошлет подальше. Не спросишь — не узнаешь.

— Беда случилась, Гелий, — едва мы вышли их храма, растерял привычный вид Ярослав.

Теперь он выглядит очень встревоженным.

— Какая? — напрягся я. — И чего сразу не сказал?

— Да чего утро портить? — привел он обезоруживающий аргумент.

— Тандыры залило? — предположил я худшее.

Дождь может случиться в любой момент, поэтому над тандырами в случае нужды сооружаются навесы, а сами изделия укутываются в условно-непромокаемые тряпки. Каучук человечеством еще не освоен, и до настоящей «непромокаемости» местным материалам как до Луны пешком.

— Да не, навесы добро от дождя укрыли, — покачал головой Ярослав. — Оба тандыра сухие.

Начав догадываться и ощутив от этого удушающую волну страха, я спросил, уже зная, какой ответ получу:

— А третий?

— А третий молнией приложило. Навес в щепки, тряпки сгорели, а тандыр чуть ли не пополам треснул.

ДА ОТТУДА ДО КЕЛЬИ МОЕЙ РУКОЙ ПОДАТЬ!!!

Закусив губу, я подавил подступающий приступ паники — всё, не о чем переживать, всё уже случилось, а я цел и невредим — и ответил:

— Посмотрим сейчас. А ты когда посмотреть-то успел?

— Да я и не успел, — признался каменщик. — Мне караульщик сказал, Ерофей — они туда еще ночью сбегали, поглядели быстро и назад. Страшная гроза была, — вздохнул.

Представив себя на месте вынужденных куковать на улице этой страшной ночью стражников, я ощутил пробежавшие по спине ледяные мурашки и постарался выбросить это из головы: сейчас поважнее проблема есть.

— Страшная, — согласился с Ярославом. — Ничего, нам и двух хватит, — увел разговор подальше от обсуждения стихии.

— «Три чаши сложили, да одна для воды мертвой, что не поит», — тихо, с мистическим трепетом в голосе и горящими от соприкосновения с чем-то неземным, процитировал Ярослав «пророчество» юродивого. — «Другая — для вина тихого, доброго. Третья — для мёда пьяного, что опрокинет пьющего в самые небеса, и да покарают они его за дерзость».

Закончив, он с таким же, «потусторонним» выражением лица посмотрел на меня.

— Покарали третий тандыр небеса, получается, — смирившись, развел я руками.

Ну совпало, ну и что? В мире и не такие совпадения случались, от этого даже специальная наука родилась — конспирология. Способен ли средневековый шизофреник время от времени изрекать что-то, на что потом можно «натянуть» какое-то происшествие. Да и в мои времена любителей так делать было как грязи, а здесь, когда мистическое мышление является доминирующим… Ай, ладно, юродивый точно не моя забота, пусть тут сами его культ пестуют, а я своими делами буду заниматься.

«Гвоздик» — напомнила о «знамении» собственная, ответственная за мистическое мышление, часть сознания.

«Пусть себе лежит гвоздик» — отмахнулась рациональная.

Мало ли чем безумцы кидаются. Спасибо, что не тем самым, было бы гораздо неприятнее.

По прибытии в наш попорченный молнией закуток я сначала еще разок испугался, осмотрев раскуроченный, треснувший и подкоптившийся тандыр, а потом переключился на более конструктивные мысли: просто совпало, юродивый-то прямо по порядку судьбу тандыров перечислял, разрушиться полагалось третьему по счету, а молния угодила во второй. С другой стороны, он не то чтобы пальцем тыкал в каждый в разные моменты «предсказания», а вывалил все скопом, без деталей. Очень, надо признать, удобное «предсказание».

Быстренько покомандовав работниками на тему «убрать территорию рядом с прототипами один и три», мы с Ярославом и Василием убедились в том, что «выжившие» тандыры целы, раствор их высох, а значит можно начинать испытания.

— Сбегай до кухни, — велел я своему маленькому помощнику. — Со всем уважением передай батюшкам келарю и Михаилу наше с уважаемыми мастеровыми…

Мужики горделиво приосанились.

— … Приглашение на проверку тандыров.

— Батюшка Михаил который главный по кухне или по конюшням? — уточнил Федька.

Попадаются одинаковые имена у батюшек, поэтому вопрос не глупый, а вполне нормальный: ну откуда Федьке знать, какой именно Михаил нам потребен?

— По кухне, — уточнил я, и пацан убежал.

— Хорошо учится? — спросил Ярослав и за неимением здесь досок — всё, унесли, строить-то ничего больше не планируем — опустился на корточки, привалившись спиной к стене здания.

Василий опустился рядышком, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру:

— Не проверял пока, — признался я. — Да и нечего проверять там, его азбуке никто раньше и не учил.

Ребят здесь учат в основном Богословию (в той его части, которую должно знать маленьким русичам) и немножко счету, который полезнее чтения: читать здесь особо нечего, а считать по жизни приходится всем и всегда.