Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел

— Правильно ты это придумал, грамотный человек-то никогда не пропадет, — одобрил Ярослав. — Вот ежели бы мы с Василием читать да писать еще маленькими научились… — вздохнул с тем выражением лица, которое я в прошлой жизни порой наблюдал у скорбящих об отсутствии у них высшего образования людей.

Занятно, что почти все из них смогли неплохо устроиться в жизни. Комплексы.

— В самой Москве бы жили, уважаемыми людьми, — согласился с ним Василий.

— С другой стороны забора трава всегда зеленее, — поддержал я разговор поговоркой.

— Как? — заинтересовался Ярослав.

Я повторил.

— И ведь правда! — хохотнул Василий и принялся выговаривать каменщику. — Ну тебя, Ярослав, только душу бередишь зазря. Хорошо мы здесь живем, все нас уважают, и монастырь наш без нас как без рук. А в Москве-то, поди, таких как мы что травинок на лугу — затопчут, сожрут, и поминай как звали.

И такое я тоже в прошлой жизни слышал. Да что там «слышал» — сам в Москву с концами переезжать не стал именно по этой причине: мне в родном захолустье спокойнее было, от мэра всего в трех коттеджах жил, друг к дружке в баньку ходили. А в Москве так можно было бы? Нет, если бы я в большую политику попер — и ведь звали — однажды может и дорос бы до такого уровня, но мне вся эта возня, в отличие от бизнеса, никогда не нравилась. Прости-Господи, но очень хорошо, что до Государевой кухни я с «приемным» отцом не добрался — там волей-неволей придется с разного рода «царедворцами» взаимодействовать, а пешкой в чужой игре я быть не хочу, лучше погуляю где-нибудь подальше, не отвлекаясь от реально полезных дел на средневековые интриги.

Батюшки келарь и Михаил пришли в компании гордого хорошо выполненным поручением Федьки и тройки младших поваров: один нес корзинку с тестом, другой — немножко дров, третий — налегке. Забегая вперед, этот даже не пригодился: полагаю, его захватили с собой ради принципа «Бог Троицу любит».

Первым делом батюшка келарь проявил информированность — мы рассказывали ему о визите на «полигон» юродивого, а кто-то другой успел донести о попадании молнии.

— Видел в Цареграде такие штуки, навроде как длинная палка железная с цепью, что в землю уходит, — воспользовался я возможностью, чтобы попытаться переложить «громоотводное дело» на плечи Николая. — Молния в железо бить любит — треснет в такую, и вся сила ее по цепи безобидно в землю уйдет. Так и называется — «громоотвод».

— Какие еще «отводы»? — удивленно воззрился на меня келарь. — Епископ завтра прибывает, ты делом лучше давай занимайся, а куда молнии бить — то не нам решать.

Ясно, вообще сейчас батюшке келарю не до громоотвода. Начальство монастырское вообще на взводе. Игумен так и вовсе последние дни крайне смурной и неразговорчивый. Понять мужика легко — он, понимаешь, много лет карьеру строил, «поднялся» на зависть многим, а теперь у него геморрой, зубная боль, а на вверенном ему Церковью объекте завелся вор. Будешь тут «смурнеть» — а ну как осерчает епископ да передаст монастырь другому «топ-менеджеру»? Ну а за Его Высокопреподобием вполне логично полетят с должностей его «менеджеры» рангом поменьше: новое начальство любит новую команду собирать, и должность того же батюшки келаря легко может быть передана кому-то другому.

Помолившись, мы принялись проводить испытания. Тандыр номер один после выпечки парочки тестовых лепешек признали исправным, и это всех нас порадовало. А вот тандыр номер три, собака такая, вышел неудачным — в нем тупо гасло пламя, не давая стенкам напитаться жаром.

— «Одна — для воды мертвой, что не поит», — прошептал батюшка келарь, и мы дружно перекрестились.

Я — чисто поддержать, потому что никакого мистицизма здесь в упор не вижу. Логично же — первый тандыр построили как положено, второй, полагаю, тоже, а вот третий, благодаря вмешательству самого юродивого, «лепили» спустя рукава: сказал же Божий человек, что один из трех по-любому заработает, так чего бы не оплошать вопреки известной пословице?

Я? А я чего? Я, блин, не каменщик, не плотник и не печник. Я с тандырами сталкивался всю прошлую жизнь уже готовыми и исправными, из материалов, которые бесконечно качественнее «современных». Да, я не меньше Ярослава с Василием глазел на работу, ощупывал да осматривал стенки, но это чисто щеки понадувать. Благо конструкция простая, иначе могли бы и подвести батюшку келаря.

От завтрака Николай нас всех освободил, велев обойтись «подножным кормом» в виде вышедших из тандыра лепешек. Здесь тоже испытания нужны — первая партия частично подгорела, частично недопеклась, и вид имела не больно-то аппетитный. Вот этим мы до самого обеда и занимались, покуда, переведя некоторое количество теста почти зря (что очень печально), не освоили процесс на должном уровне. Но животы набили знатно — подгоревшими корками да недопекшимися кусочками пробавлялись работники, а мы вчетвером (считая оставшегося с нами Михаила, завтрак-то и без него слепят) подъедали лучшие кусочки. Немножко из своей доли я оставил на подкормку Федьки — он нам сейчас не нужен, поэтому был прогнан завтракать.

Когда мы в целом закончили и были готовы нести батюшке келарю на пробу пяток самых удачных, с пылу-жару лепешек, он нагрянул сам. Похвалив аромат и цвет, он со смачным хрустом прокусил чуть более твердую и темную, чем мне бы хотелось (но только мне, другие-то не знают), корочку, прожевал, проглотил и вынес вердикт:

— Лакомо! А ну-ка, Михаил, выбери какую помягче, корку с нее подсрежь, да снесем к Высокопреподобию. Это… — указал на негодные тандыры. — Разобрать.

— Прошу прощения, батюшка Николай, — влез я. — Выглядят они и впрямь некрасиво, но может быть будет полезно показать епископу насколько добро мы трудились?

Подумав с минутку — что очень даже быстро для него! — келарь кивнул:

— И о предсказании ему интересно послушать будет. Не разбирать, но прибраться нужно. И забор разобрать, прятать теперича нечего. А вы, братцы, — обратился к младшим поварам. — Ступайте за тестом, да напеките к обеду сколь успеете.

Хорошо. А еще лучше то, что для меня задания у батюшки келаря не нашлось. Есть время сходить до кузнеца, еще одной настолько же «беззащитной» ночи я не переживу. Придется раскошелиться.

Глава 13

— Долгая работа, кропотливая, — торговался со мной немного подкопченный из-за вечной близости к горну, дородный начальник монастырской кузни по имени Федор. — Да тут одного железа как на три меча потребно!

— На мечи-то железо получше потребно, а мне и самое никудышное сгодится, — парировал я. — И видел я, как ладно да споро в твоей кузне работают, палку-то железную с цепью поди и самый неловкий подмастерье сковать сможет.

Гоготнув, кузнец почухал бороду (с опалинками) и снисходительно заявил:

— Уж не знаю, как у вас на Оттоманщине принято, но у нас здесь никто новое, незнакомое дело подмастерью не доверит: пусть и не самого доброго, а все ж железа много уйдет. Псу под хвост уйдет, ежели подмастерье оплошает. Нет уж, «громоотвод» твой я сам скую. В общем, — рубанул рукой воздух. — Торговаться с тобою у меня времени нет, Гелий. Либо сговариваемся как я решу, либо ищи другую кузню.

— В посаде есть, — вспомнил я.

— В посаде есть, да без моего слова там за чужую работу не возьмутся, — ухмыльнулся кузнец. — Это тебе до города ехать нужно. Поедешь?

Монополист хренов! Так мне в эти времена еще никто руки не выкручивал, с позиции «я называю цену, а ты соглашаешься».

— Наручи? — предложил я. — Добротные, Оттоманской работы.

Не хочу наличность тратить. Да, снова сильно переплачиваю, но фобия не оставляет выбора.

— Т-ю-ю, — пренебрежительно протянул кузнец. — Там железа-то в этих наручах… — показал щелочку между большим и указательным пальцем. — А работы здесь не меньше, чем на кольчугу. Слыхал, у тебя такая имеется.

— Завтра приедет епископ и посмотрит на облагороженную мною кухню да печку новую. Посмотрит, порадуется и сильно похвалит нас с батюшкой келарем. Потом он ворюгу поймает да уедет, а благодарность Его Высокопреподобия ко мне останется.