Внедроман - Алексей Небоходов
Он удовлетворённо улыбнулся: именно такой реакции и добивался. Ему нравилось видеть её расслабленной и непосредственной.
– Именно так, Ольга Петровна. И это только начало, ведь очевидно, откуда у вашего сына талант, – Михаил выдержал паузу, давая ей слегка насторожиться. – Конечно же, от вас. Откуда ещё эта удивительная способность видеть красоту? Вы женщина редкая, интересная, хотя постоянно пытаетесь скрыть это строгой одеждой и аккуратными платками.
Ольга слегка вспыхнула от неожиданного комплимента, но её глаза засияли добрым и немного смущённым весельем.
– Михаил, я уже забыла, как реагировать на комплименты! Вы снова ведёте меня на тонкий лёд международного скандала, – голос её чуть дрогнул от приятного волнения.
– Профессиональный риск, – он шутливо пригрозил пальцем. – Мой долг педагога – напоминать матерям о внутреннем свете, который должен попадать на фотографии. И я совершенно искренен, а вовсе не пытаюсь задержать вас ещё на пять минут.
Она не могла сдержать мягкий, непринуждённый смех, и её взгляд заметно потеплел, словно женщина решила довериться игре, затеянной Михаилом.
– Хорошо, Михаил, признаю ваш профессионализм и умение делать комплименты, – с улыбкой произнесла она, притворно строго изучая его. – Но если завтра мой сын начнёт фотографировать одноклассниц, объясняя это поисками «особого женского света», виноваты будете вы.
Михаил рассмеялся, ощутив приятное тепло внутри. Первый осторожный шаг оказался многообещающим: женщина перед ним явно была заинтересована и чувствовала себя комфортно. Его план постепенно начинал сбываться, хотя он ещё не знал точно, куда приведёт этот разговор.
Усадив Ольгу Петровну за стол, Михаил неторопливо начал раскладывать фотографии, как карты, желая впечатлить сноровкой и элегантностью.
– Посмотрите на этот снимок, – вдохновенно начал он, указывая на фото женщины, задумчиво глядящей в сторону, словно прислушиваясь к тихой мелодии, доступной только ей. – Что вы здесь видите, Ольга Петровна? Просто женщину? Нет, это целая история, даже роман! В её глазах всё: тоска, ожидание чуда, понимание того, что жизнь сложнее советской инструкции к стиральной машине «Вятка-автомат».
Ольга внимательно изучила фотографию, примеряя на себя роль искусствоведа на подпольной выставке.
– Да, глаза выразительные, но не слишком ли много эмоций вы приписали одному взгляду? Может, она просто вспоминает, выключила ли дома утюг, – игриво ответила она, и Михаил сразу понял, что перед ним достойный оппонент, готовый к интеллектуальной дуэли.
– Утюг, говорите? – Михаил притворно задумался, словно взвешивая её предположение. – Нет, утюги забывают женщины, далёкие от высокого искусства. Наша героиня явно размышляет о своём жизненном пути, мечтах и, конечно, о том, как сохранить причёску в условиях постоянного ветра перемен!
Ольга рассмеялась и взглянула на Михаила с ироничным восторгом, признавая его ораторский талант и желая продолжить эту игру.
– Михаил, вы могли бы комментировать выставки в Эрмитаже! Представьте очередь желающих узнать, почему улыбается Мона Лиза: ей понравился анекдот художника или она наконец поняла, где муж спрятал деньги?
Михаил театрально приподнял бровь, изображая внезапную серьёзность:
– Нет, дорогая Ольга Петровна, Мона Лиза улыбается, потому что очередь на ковёр с оленями сократилась на целых два года! Но не будем отвлекаться на западных красавиц. У нас есть свои, достойные отдельного кинофильма. Посмотрите на это фото – разве это не чистое кино?
Он подвинул ей новый снимок: женщина стояла у окна с полуоткрытыми ставнями, а луч солнца падал на её лицо, словно тщательно выставленный софит оператора.
– Вот это и есть магия кадра, – заговорщически понизил голос Михаил. – Свет играет важную роль, но главное здесь – внутреннее свечение женщины. Она не смотрит в объектив, но её образ говорит больше, чем любые слова. Согласитесь, не каждая способна так держаться перед камерой?
Ольга внимательно рассматривала снимок, невольно примеряя на себя эмоции героини. В её глазах мелькнуло что-то глубокое и задумчивое, но вскоре вернулась привычная ирония.
– Вы считаете, Михаил, что внутреннее свечение можно заметить даже на чёрно-белом снимке? Или это просто игра света и теней, которая способна обмануть даже такого опытного человека, как вы?
– Это не обман, – возразил Михаил уверенно и тепло. – Внутренний свет женщины всегда виден на фотографии, хоть на чёрно-белой, хоть на снятой аппаратом «Смена-8М». Поверьте, женщина, излучающая такой свет, могла бы сыграть главную роль в фильме, для которого я никак не могу найти подходящую актрису.
– Фильм? – Ольга Петровна приподняла брови с подозрительным любопытством. – Надеюсь, не из тех картин, что смотрят работники ЖЭКа за плотно зашторенными окнами?
Михаил притворно ужаснулся и воздел глаза к потолку, словно прося спасения репутации:
– Что вы, Ольга Петровна! Я говорю о кино как о высоком искусстве, где важен не только сюжет, но и глубокая личность героини. Нужна женщина с внутренним стержнем, способная нести сюжет, как несущая конструкция советского небоскрёба. Это особый тип личности, способный заставить зрителей задуматься о глубине внутри них самих, которую они забывают, отдавая предпочтение «Кабачку 13 стульев».
Ольга снова рассмеялась – мягче, задумчивее, слегка заинтригованная внезапной серьёзностью Михаила.
– Вы уверены, что такие героини существуют в обычной жизни? Или это мечта режиссёра-любителя, оказавшегося в скромном фотокружке при ЖЭКе номер семь?
– Ольга Петровна, – ответил он серьёзно, ставя точку в дискуссии, – если бы я не верил в таких женщин, я бы не начал этот разговор. И знаете, я почти уверен, что одна из них прямо сейчас сидит передо мной и делает вид, что не замечает очевидного!
Она мягко рассмеялась, качая головой, признавая, что оказалась в сетях умелого оратора, и не испытывая никакого неудобства. Напротив, в её глазах читался искренний интерес и удовольствие от этой провокационной беседы. Михаил понял, что игра перешла на новый, более интригующий уровень, и впереди их ждёт что-то по-настоящему увлекательное.
Прошла неделя с того разговора, и Михаил жил на двух параллельных планах бытия: привычном, наполненном учениками, проявителями и закрепителями, и тайном, полном мыслей об Ольге Петровне, чей образ постепенно проявлялся в его сознании, как снимок в растворе. Иногда, объясняя детям принципы резкости, он ловил себя на мыслях о том, что именно было в её глазах такого неуловимого и манящего.
Интуиция Михаила была тонка настолько, что порой он сам удивлялся собственной уверенности: Ольга Петровна обязательно вернётся. Он был уверен в этом так же твёрдо, как советский гражданин в том, что рано или поздно снова встанет в знакомую очередь за колбасой или сядет за столик с «Жигулёвским», обсуждая новости с неизменным контингентом. Михаил не торопил события, лишь изредка поглядывая на дверь лаборатории в ожидании.
Этот день ничем не отличался от других:
