Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

Он сделал паузу и продолжил, глядя прямо на Софи:
– Ольга – актриса. Светлана – актриса. Алексей, как и я, понимал: это работа. Да, необычная, да, грани стирались, но мы знали, куда идём. Внутри нашей команды царило абсолютное доверие, без которого такие фильмы были бы невозможны. Это была не оргия, не измена, не спонтанность – это было режиссёрское решение, художественный метод, инструмент. И если кому-то со стороны это сложно принять – что ж, значит, они жили другой жизнью.
Он выдохнул и снова набрал воздуха.
– А если говорить прямо, – Михаил чуть улыбнулся, – секс на съёмочной площадке с такими женщинами, как Ольга и Светлана, – это честь. И дело не в физике, а в том, кто они есть. Их харизма, смелость, талант – всё это превращало сцену в искусство, а не в пошлость. Многие мужчины, будь они откровенны с собой, мне бы, мягко говоря, позавидовали. Но я никогда не воспринимал это как повод для гордости – скорее как подтверждение того, что мы делаем что-то настоящее и важное. Даже если оно выходит за рамки привычного.
Гостиная, освещённая хрустальной люстрой, дышала роскошью: шёлковые диваны, картины в золочёных рамах, тонкий аромат жасмина создавали атмосферу, далёкую от съёмочной суеты, но всё ещё напоминавшую Михаилу о его прошлом. Съёмочная группа работала слаженно: оператор настраивал камеру, осветители корректировали софиты, а Софи внимательно готовилась задавать следующий вопрос.
Михаил в безупречном тёмно-бордовом костюме сидел с прямой спиной. Его взгляд, острый и проницательный, выдавал человека, привыкшего всё контролировать, но лёгкая улыбка на губах намекала на внутреннюю свободу, обретённую им в Париже. Камера ловила детали его лица: морщины, седину на висках и тот самый огонёк в глазах, впервые зажжённый в тесноте московского общежития.
Завершив разговор о его пути от подпольных фильмов к мировой славе, Софи слегка наклонила голову. Её голос стал мягче, но с явной провокацией:
– Мсье Конотопов, вы покинули Советский Союз в то время, когда многие боялись даже мечтать о подобном. Не скучаете ли вы по той жизни, по СССР, по тому, что осталось позади?
Михаил выдержал небольшую паузу, касаясь пальцами края стоящего на столике бокала с водой. Он взглянул на Софи, затем перевёл взгляд на окно, за которым Париж тонул в мягком утреннем свете. Его губы тронула лёгкая, чуть ироничная улыбка – память одновременно согревала и колола сердце:
– Только по молодости.
Голос Михаила звучал тихо, уверенно, с ноткой ностальгии, быстро растворившейся в его обычной решительности. Он откинулся на спинку кресла, глаза его словно видели не собеседницу, а те далёкие дни, когда они с Сергеем, Ольгой и Алексеем снимали свои первые фильмы, тайком пряча плёнки под матрасом. Софи, уловив смену его настроения, приподняла бровь, а ручка замерла над блокнотом:
– По молодости? Но ведь СССР – это не просто прошлое, это корни вашего творчества. Что для вас значило идти против системы, создавать запрещённые фильмы?
Михаил улыбнулся чуть шире, взгляд стал задумчивым, но он сохранял привычную сдержанность, балансируя между откровением и тайной:
– Идти против системы – это было не просто бунтом. Это было дыханием. В СССР любое отклонение считалось угрозой. Но именно в этом мы чувствовали жизнь. Мы с Ольгой, Сергеем, Алексеем, а позже и Светланой снимали фильмы, которые говорили правду не словами, а образами, жестами, эмоциями. Каждый кадр был риском, но он был и нашей свободой. Мы создавали что-то смелое и непредсказуемое, потому что верили: искусство должно дышать свободно, даже если оно шокирует.
Его слова звучали уверенно, наполненные внутренней глубиной. Михаил вспомнил дерзкий взгляд Ольги перед камерой, Сергея, сливающегося с аппаратом, находчивость Алексея и звёздную харизму Светланы, открывшую им дорогу в Париж. Они были обеспеченными людьми, когда бежали из СССР, но истинным богатством были их мечты, воплотившиеся в свободном городе. Софи внимательно слушала, быстро делая записи в блокноте, её глаза блестели от любопытства, но она не перебивала его монолог.
Интервью продолжалось. Вопросы журналистки становились всё острее, но Михаил отвечал уверенно и сдержанно, раскрывая лишь ту часть истории, которую считал нужной. Он рассказывал о студии «Открытость», о Сергее и Алексее, ставших вице-президентами компании, о Елене, жене Сергея и талантливом дизайнере, чьи декорации оживляли картины, о Екатерине, придававшей фильмам изысканный лоск, и о Светлане, жене Алексея, управляющей эротическим театром, превращавшей Чехова и Шекспира в провокационное искусство. Однако за каждым его словом ощущалась недосказанность, будто он оберегал нечто глубоко личное и дорогое.
Когда съёмочная группа закончила работу и начала сворачивать оборудование, Софи пожала Михаилу руку, поблагодарив за откровенность, хотя оба прекрасно понимали, что он раскрыл ровно столько, сколько хотел. Когда он проводил гостей до двери, его осанка осталась прямой, улыбка – сдержанной и сердечной.
Как только все ушли, особняк погрузился в тишину, нарушаемую лишь тихим тиканьем старинных часов. Михаил поднялся наверх, в спальню, где у окна стояла Ольга. Её тёмные, но уже тронутые сединой волосы были распущены, а лёгкое платье подчёркивало её фигуру. Она смотрела на ночной Париж, и её взгляд, всё такой же тёплый и внимательный, отражал мерцание огней города.
Михаил подошёл и мягко обнял её за талию. Она повернулась, улыбнувшись так же, как много лет назад, во времена первых съёмок. Вместе они смотрели на Париж: сияющую Эйфелеву башню, мерцающие улицы и Сену, хранящую их секреты в отражениях фонарей. Голос Ольги прозвучал тихо и глубоко:
– Миша, ты был великолепен. Эта Софи пыталась вытащить из тебя всё, но ты, как всегда, оставил ей только половину истории.
Михаил с лёгкой иронией улыбнулся, крепче прижав её к себе:
– Ты всегда умела меня читать, Оля. Мы добились всего, чего хотели: свободы, успеха, жизни, где мы сами себе хозяева. Но иногда, глядя на этот город, я думаю: всё это – наша вторая жизнь.
В его словах звучала глубокая задумчивость. Он думал о своей невероятной судьбе: внезапно умерев в теле старого олигарха, он получил второй шанс – вновь оказавшись в собственной юности, он получил второй шанс прожить жизнь иначе, исправить ошибки, построить собственную империю. Эти мысли согревали его сердце, наполняя благодарностью за каждое мгновение, проведённое с Ольгой и друзьями.
Ольга, уловив его настроение,